Embed Size (px)
Citation preview
Internationales Korrespondenz-Seminar
DISKUSSIONSBEITRÄGE ZUR KARTOSEMIOTIK
UND
ZUR THEORIE DER KARTOGRAPHIE
(Theoretische Probleme der Kartographie und ihrer Nachbardisziplinen)
9
Dresden 2006
2
Diskussionsbeiträge zur Kartosemiotik und zur Theorie der Kartographie
Intern. Korrespondenz-Seminar, Band 9. Dresden 2006 46 S.
Initiatoren und Herausgeber des Heftes:
Dr. Alexander Woldtschenko
Breitscheidstr. 31A
01237 Dresden
Bundesrepublik Deutschland
E-mail: [email protected]
Prof.Dr. Hansgeorg Schlichtmann
18 McNiven pl.
Regina Sask, S4S 3X2
Canada
E-mail: [email protected]
Verlag: Selbstverlag der Technischen Universität Dresden
Die Artikel dieses Heftes geben die persönliche Meinung der Autoren wieder.
Für Inhalte und Reproduktionsgenehmigungen sind Autoren der Artikel verantwortlich.
Dresden, 2006
ISBN 3-86005-570-0
3
INHALTSVERZEICHNIS
CONTENTS
ОГЛАВЛЕНИЕ
CARTWRIGHT, William: 5
An Essay Considering the Art and Design Aspects of Cartography
Essay über die Kunst- und Gestaltungs - Aspekten von Kartographie
Очерк относительно искусства и дезайна в картографии
GORDYEYEV, Anton: 11
К вопросу о гидрониме Черного моря
Zur Frage des Hydronymes des Schwarzen Meeres
On the hydronyms „ Black Sea“
HRUBY, Florian: 17
Semiotisch-prototypisch begründete Gestaltung kartographischer
3D-Signaturen
Semiotic-like construction of cartographic 3d-symbols
Семиотико-подобное конструирование картографических
трехмерных значков
MARCHENKO, Oleg: 29
Некоторые историко-географические аспекты острова Змеиный Einige historisch-geographische Aspekte der Insel Zmeinyj
Some historio-geographical aspects of the island of Zmeinyi
WOLODTSCHENKO, Alexander: 38
Zur Frage der Atlaskartosemiotik
On atlas cartosemiotics
Об атласной картосемиотике
4
Verschiedenes/Mescellanea/Разное
/A.Wolodtschenko/
Kartosemiotische Vorlesungen an der Universität Vilnius 46
Cartosemiotic lectures at Vilnius University
Картосемиотические лекции в Вильнюском университете
5
Internationales Korrespondenz-Seminar 9/2006
An Essay Considering the Art and Design Aspects of Cartography
William Cartwright School of Mathematical and Geospatial Science, RMIT University, Melbourne, Victoria, Australia
Abstract. Contemporary methods for depicting the earth and its cultural and natural attributes use graphic
and non-graphic formats, maps and map-related artefacts, for visualizing geography and for building virtual
landscapes and environments. The discipline area of Cartography traditionally, has applied Art (Design),
Science and Technology to map-making to design and realise these products. Prior to the mid 1950s
cartographic artefacts were built under the theoretical and practical 'umbrella' of this partnership of Art,
Science and Technology. However, since then it is argued, the theory and methodology associated with
visualizing geography has focused on Science and Technology, and away from Art. This "move" away
from Art was accelerated by: 1. Computing, computers and complete automated systems; and 2. A 'quest' to
gain 'scientific legitimacy' by using Scientific Visualization as a lodestone for gauging the "quality" of
theories and applications.
Science and Technology has been embraced by cartography as a means to ensure that what is presented is
scientifically 'correct' products are considered to 'work' if they are scientifically 'elegant', technologically
"buiidable" and 'deliverable' using contemporary communications systems. But, it is argued. Science or
Technology, need not always take on primary roles, and there now is a need to address the role that Design
needs to take to facilitate the further development of contemporary cartography, especially in the areas
where New Media has been applied to facilitate the building of Geographical Visualization tools.
This paper will address how to best provide multimedia geo-communication tools that will allow for
improved visualization of geography- by incorporating ART into the design criteria. These elements will
then be used to re-define how New Media should be employed for better visualizing Space and Place,
considering all three elements: Art, Science and Technology.
Keywords. Cartography. Design, Art
1. Introduction
Understanding how technology works is important, but the partnership between art and
science, and their contributions to the discipline, are as important. In my opinion ART
provides the 'public face' of cartography {and if we include the cartographer's passion when
designing particular products, perhaps the soul as well) and science complements this by
ensuring that what is presented is scientifically correct, and what could be called 'scientifically
elegant' as well. Science or technology, it is argued, needs not always to take on the primary
roles in cartography. However, technology is needed to ensure that the designed product can
be produced and delivered and science is necessary to ensure 'correct' and rigorous products.
However, the resulting artifact, designed and produced by balancing the art, science and
technology attributes, as a street artist juggler might balance a chainsaw a watermelon and a
table tennis ball, has recently been biased towards science and technology, with art being
relegated to the position of "afterthought" (thinking about the art elements after the product's
specifications are “locked” within a science foundation and technology-driven production and
delivery 'envelope'. Cartography is different from other contemporary disciplines insofar as it
can design, develop and deliver products with an art or a technology or a science 'flavour'. But
we need to address how to make ART-based cartography as relevant as science or
technology-based cartography.
2 Alternative depiction methods
New methods for depicting the earth and its cultural and natural attributes have developed and many other graphic and non-graphic formats have become available to complement maps for presentation. This includes simple in-car alphanumeric read-outs, audio-guided city guides and SMS/MMS (Short Message Service / Multimedia messaging Service) (perhaps with GPS (Global Positioning Systems) - enabled cellular telephones that deliver directional and locational information to users. These methods can be used discretely with much success, but it is argued, that when used in conjunction with other methods, the product offered is much more powerful than each method used independently. Also, if many different methods were provided for the appreciation of spatial information, different approaches to viewing and experiencing data and information would be made available. This could lead to different interpretations of the same information as a direct result of simply looking at the same information from different perspectives.
To illustrate this, take the simple process of recording spatial information by an expert recorder using a pencil and a piece of paper. If a very hard pencil is used a very precise product results. The definition between one feature and another must be precisely determined and depicted and accuracy usually would reign over artistic input. The resultant map, whilst showing precise positions and clearly demarked divisions between different classes of information, cannot depict the vagaries and overlaps that are characteristic of real-world geographical information. The depiction can only show clearly defined edges of natural and cultural phenomena. The map user can only interpret what is depicted by lines, points and polygons and is unable to 'read between the lines' to comfortably interpret what may lie in the zones between discrete classes of depicted data. If a very soft pencil were used, a more flowing and interpretive map, or a more artistic approach to information recording would result. The drawer of the map, not restrained by the imposed need for accuracy and precision of a sharp, hard, thin pencil point, can render the paper with a different type of portrayal of the real world. Areas of vagueness can be illustrated as such, interpretations can be made and impressionistic drawings produced instead of planimetric map-type drawings produced using the soft pencil's precision-demanding counterpart. A different portrayal of the same information would result. Different users of these maps might prefer one information depiction device to another, and some might prefer to use both maps, in different ways, to gain a better understanding of the part of the real world being depicted.
An example of this is using a number of artifacts to gain visual information about a city. It is argued; if different media are used, then a different viewpoint is provided, and perhaps a different interpretation of the city is had. The three following figures illustrate this. Figure 1 shows New York depicted as a painting and in figure 2 (a and b) as planimetric maps. The painting (one medium) provides one viewpoint, the map another. Compared to ‘standard’ maps, like street directories and topographic maps, artistic interpretations can provide completely different viewpoints of a city. Users are provided with different platforms from which to view ‘reality’.
7
Figure 1. New York – a birds-eye view
Figure 2a and b. Sheet 1 of 2 sheets of Map of Lower and Upper Manhattan
With the current provision of ‘conventional’ maps (including conventional maps delivered on mobile devices and the World Wide Web (Web) the question arises as to whether the users of conventional artefacts for depicting geographical information only being allowed to view information using one particular type of hard/sharp 'pencil' drawing? Would a better understanding of the real world be had if many different methods for its depiction were made available? It is argued that the present devices for viewing the complex relationships that comprise the real world, even with the application of new technology, still only allow users to see that information in one manner - the hard, precise, sharp pencil manner that is a legacy of paper mapping. It is further argued that there is a need to investigate how the use of other, 'softer' presentation methods that complement today's generally 'hard map'- biased devices portray geography and the mental images of reality constructed.
3 Science and technology and restrictions imposed on ‘Art’ in Cartography
Science and technology has provided cartography with the means for providing accurate maps in a timely and efficient manner. However, at a cost – the loss of control over part of the design process. In order to apply technology to map production and replication cartographers were required to amend their documents so that they accorded with the technology used to produce them or to communicate the geographical ‘message’.
Understanding how technology works is important, but the partnership between art and science, and their contributions to the discipline, are more important. In my opinion art provides the 'public face' of cartography (and the cartographer's passion when designing particular products perhaps the soul) and science complements this by ensuring that what is presented is scientifically correct, and what could be called 'scientifically elegant' as well. Technology, it is argued, needs to be relegated into a secondary role, that of ensuring that the designed product can be produced and delivered. However, the resulting artifact, designed and produced by balancing the art and technology attributes as a street artist juggler might balance a chainsaw and a table tennis ball, that multimedia cartography delivers is different from other contemporary products.
Considering that Cartography has been described in terms of science, art and technology, it is perhaps necessary to re-visit the description in the light of the application of computer technologies like multimedia. Is cartography any different when delivered using computer-driven devices? Does cartography need to be re-defined because of the revolution that has taken place with both the way in which information is now communicated and the type of information that can be transferred, almost instantaneously, globally?
4 Conclusion
Cartography is the fusing of both science and art. However, in the light of the tremendous impact that information technology has had on the graphic arts in particular, and also on the possibilities for producing fairly professional products by non-cartographers, the area of responsibility for cartographers perhaps needs to be re-defined as well. Consider that new technologies enables non-cartographers to produce maps, which can nevertheless be viewed as naive mapping products in the eyes of cartographers, as usable products (albeit inefficient and probably scientifically inaccurate and artistically inelegant), almost at the touch of a button. These can be developed and produced without a
9
10
11
К вопросу о гидрониме Черного моря
Гордеев А. Ю. (Украина, Киев)
Географическое положение Черного моря на стыке цивилизаций Востока и
Запада, многовековая история его освоения - все это не могло не отразиться на его
названии. В современной русскоязычной практике общепринято название этого моря -
“Черное море”, что звучит как: Schwarzes Meer - по-немецки; Mer Noire - по-французски;
Black Sea - по-английски; Маври Таласса - по-гречески; Negro Mar - по-испански; Svarta
Havet - по-шведски; Хейхай - по-китайски; Дарйа Сиах - по-персидски; Карадениз - по-
турецки; Шави згъва - по-грузински. Все названия с одним значением. Поэтому часто
картографы приводили на картах несколько, известных им, названий Черного моря
(рис.1). Однако, наиболее принятым названием, исторически, считается Понт
Эвксинский.
Рис.1. Один из примеров обозначения Черного моря на карте европейских владений
Оттоманской империи в Европе Вильяма Фадена (Лондон, 1795 г.)
Всего коллекция названий Черного моря [4], за весь известный нам период,
насчитывает свыше 300 вариантов и разночтений, которые группируются по семи
основным признакам:
12
1) этнонимам (Абхазское, Грузинское, Киммерийское, Русское (в некоторых
арабских источниках, в форме “море Русов”), Скифское и т.п.);
2) странам и местностям (Колхидское, Румское (Византийское) и т. п.);
3) рекам (Дунайское и т. п.);
4) населенным пунктам (Сурожское (Судакское), Корсуньское (Херсонесское),
Каффинское (Феодосийское) и т. п.);
5) размерам и значению (Великое, Большое, Главное, Святое и т. п.);
6) сторонам горизонта (Верхнее, море Заката, Северное (для арабов), Восточное
(для греков и римлян), Южное (для славян) и т. д.);
7) цвету (Красное, Темно-синее, Темное, Чермное, море Мрака, Черное).
Наиболее стойкой, как оказалось, является последняя форма. Наиболее раннее из
них приводит древнегреческий комментатор “Илиады” Евстафий: “… он [т.е. Понт
Евксинский (Черное море) - А.Г.] был страшен эллинам по своей отдаленности. Поэтому
говорят про понтийских людей, что они прибыли из “многаго Понта”, что равносильно
выражению “из погибели”” [5, с. 311]. Это название, которое восходит к
древнегреческому Понт, Понтос - “путь по морю, море” встречается и в русских
летописях: Понътъ, Понътъское, Понетъское, Греческий Понт имеет параллели в
индоевропейских языках: древнеиндийское panfas - “тропа, дорога, путь”, латинское
pons - “мост, мостки”; славянские - путь, пуць, път, нум, paut. В.И. Абаев указывает, что
скифское panta, panti; осетинское fandag; согдийское pant означает “путь, дорога” [1,
с.446], что перекликается с древним значением индоевропейского pont - “преодоление;
дорога, изобилующая опасностями” [10, с. 413].
Попытки раскрыть признаки, в результате которых закрепилось название Черного
моря, предпринимались в течении столетий. Еще в 1809 г. А.М. Щекатов писал: “Черным
именуется для того, что случаются на нем жестокие бури, от коих корабли подвержены
великой опасности; впрочем, вода в нем такого же цвета, как и в других морях, а соли
содержит весьма мало” [13, стлб. 107].
Однако, уже в 1888 г. Л.Ф. Воеводский выразил сомнение в таком толковании, и
предложил иную интерпретацию, исходя из символов: восходящее солнце кажется
красным (восток); белым солнце бывает в зените (юг); заходящее окрашено в синеватые
тона (запад); а в полночь солнца нет, темнота (север). Для греков Черное море было
северным. К тому же, его берега, населенные суровыми киммерийцами, таврами,
скифами казались южным путешественникам дикими. Темная страна киммерийцев -
царство ночи [3]. С сюжетами А.М. Щекатова и частично Л.Ф. Воеводского
13
перекликается первоначальное греческое наименование Аксейнос - “негостеприимное”.
Упомянем также версию, предложенную в 1923 г. академиком А.И. Соболевским,
который находит скифское название Черного моря - Там (“темное”): “связь скифского
названия Черного моря Там, Тама со словами от корня tarn, означающего темноту (слав.
тьма и т.п.), черноту, возможна” [7, с. 39]. Индоевропейский корень tern присутствует во
многих языках: русское - “темнота”, чешское femen - “темный”, литовское tamsa -
“мрак”, ирландское temen - “темный”, латинское femere - “вслепую”.
А.А. Фрейман находит в древнеиранском (авестийском) определении Черного
моря Axaena - “темноцветное”, слово, которое бытует в персидском в форме xasin -
“темно-синий, синеватый” и в осетинском (дигорском) axsin - “темно-серый” [11]. Этот
автор ссылается на мысль М. Фасмера о том, что первоначальное греческое
наименование Аксейнское - “негостеприимное” отражает иранское axaena, что повторено
в его Этимологическом словаре русского языка [10, с.345]. На этом настаивает другой
известный исследователь-лингвист В.И. Абаев: осетинское axsin - “темно-серый”,
“старое иранское обозначение темно-серого или темно-синего цвета… Осетинское axsin
восходит непосредственно к скифскому аксеин, сохраненному многими древними
авторами (Пиндар, Еврипид, Страбон) в названии Черного моря: Понтос Аксейнос -
“темно-синий, Понт”. [1, с. 220]. Эта версия была выдвинута по- видимому, еще
Страбоном: “…море было недоступно для плавания и потому называлось Аксейнским, -
недоступно по причине сильных бурь и дикости прибрежных народов, в особенности
скифов, которые приносят в жертву иностранцев, питаются их мясом и употребляют
черепа вместо чаш. Впоследствии ионяне основали на берегу этого моря город, и тогда
это море было названо Эвксинским”, т.е. “гостеприимным” [8, с. 300].
Древние греки, по сути, заимствовали у скифов название Черного моря из
иранского axaena и переделали его в более понятное Аксейнос - “негостеприимное”.
Однако, с развитием колонизации на берегах моря, потребовавшей расширения
навигации, они переименовали его в Эвксейнос - “гостеприимное”. Многие авторы
объясняют такую смену эвфемизмом. “Гостеприимное” звучит лучше и не вызывает
гнева у богов моря, не оскорбляет их. Однако, древние греки знали и другое название:
Понтос Мелос - “Черное море”.
Важно утверждение В.И. Абаева, что осетинское axsin непосредственно восходит
к скифскому аксеин - “темно-синее”. Это позволяет утверждать, что первоначальное
определение гидронима было не “черное”, а “темно-синее”. А вот это уже хорошо
объясняет этимологию имени Черного моря. Синее, темно-синее - вполне
аргументированный и естественный гидроним. Ведь именно скифы были хозяевами на
14
черноморских берегах. Из всех известных им морей - Каспийского, Азовского и Черного
- воды последнего более всего отличались синим цветом.
Совмещение определений синего и черного в одном слове характерно для многих
народов, которые часто воспринимают их как единое целое. Об этом свидетельствует В.
Шерцль: “Обозначение темно-голубого, синего цвета во многих языках совпадает с
черным. В древних индоевропейских языках смешение этих двух цветов можно даже
назвать нормальным явлением: древнеиндийское asita - “темный, черный” есть название
индиго, asitotpala - синий лотус; означает цвет черный, синий, темно-синий и является
эпитетом ночи, тучи, разных растений индиго… И в греческом, и в латинском языках
синий цвет примыкает к черному”. Так, греческое меланос - “черный, темный”, но и
“темно-синий” [12, с. 32].
Изучая цветовосприятие у разных народов, Ф.Ф. Петрушевский утверждал, что
“слово “синь, синий” значит иногда темный, черный” [6, с.321]. Может быть, объяснение
этого факта содержится в интересном указании Этимологического словаря славянских
языков, где обращается “внимание на отсутствие древнего слова со значением черный в
большинстве индоевропейских языков, видимо, по мотивам табуистического запрета”
[14, с. 156].
Поэтому очевидна несостоятельность этимологической версии, объясняющая
название Черного моря из цветовой символики: Черное - “северное”, в
противоположность Белому - Средиземному, простирающему свои воды южнее.
Действительно, в современной турецкой географии оно так и называется: Акдениз в
противоположность Черному - Карадениз. Но такая гидронимическая пара - факт
сравнительно поздний. Ведь турки появились на берегах этих морей только в конце XIII -
начале XIV вв.
Не лишена интереса дальнейшая судьба гидронима. Уже в XIII в. в Европе
забывается Черное море, а появляется Большое море. В разных источниках упоминаются
латинское Mare Majus, французское Mer Majeure. А латинское Mare Nigrum - море
Черное вновь восстанавливается в середине XIV в, чему способствовало турецкое
Карадениз. В.В. Бартольд, который приводит эти формы, замечает: “Кара должно здесь,
собственно, означать не “черное”, а “большое, могучее, страшное” [2, т.6, с.665]. И
только позже турки в противопоставлении с Карадениз назвали Средиземное и, в
особенности, Мраморное море Акдениз, т.е. “Белое море”. Перевод В.В. Бартольда
многозначимого тюркского “кара” позволяет утверждать, что турки калькировали
господствующее в то время название “Большое море”. И только примерно через столетие
топоним Карадениз стал пониматься как Черное море, тогда и появилась турецкая
15
гидронимическая пара Карадениз и Акдениз. Тюркское слово “кара”, помимо понятия
“черный”, включает и понятия “множество, очень много”: сравним русское выражение
“черным-черно”; “народа собралось черным-черно”. Любопытно указание В.В.
Бартольда на название Хазарское море: “первоначально относившееся к Каспийскому
морю обозначение “Хазарское море” в мусульманской литературе применялось также и
по отношению к Черному морю. В этом смысле выражение “Хазарское море”
употреблялось даже в ХІІІ в., когда уже давно не существовало никаких хазар, то же
словоупотребление имело некоторое влияние и на Западную Европу, как показывает
обозначение генуэзского колониального владения на северном берегу Черного моря в
ХІV и ХV вв. - Газария, или Газзария” [2, т.6, с. 659].
Выводы. Приведенные гидронимо-этимологические исследования опирались в
основном на материалы исследований античных народов, сделанных историками и
филологами. Однако, большая часть картографических источников на эту тему
практически не исследовался. Картосемиотические исследования по данной тематике не
проводились, их необходимо выполнить с использованием анализа древних
картографических источников.
Используемые источники
1. Абаев В.И.Историко-этимологический словарь осетинского языка.- М., Л.:
Изд-во АН СССР, 1958.- Т.1.- 665 с.
2. Бартольд В.В. Сочинения: В 9 т. - М.: Изд-во вост. литературы, 1963-1977.
3. Воеводский Л.Ф. О происхождении названия Черного моря // Труды VI
археол. съезда в Одессе (1884).- Одесса, 1888.- Т.2.- С.37-39.
4. Галкин Г.А. Родословная названий южных морей СССР // Изв. ВГО.- 1991.-
Т.123.-№2.- С.199-204.
5. Латышев В.В. Известия древних писателей греческих и латинских о
Скифии и Кавказе.- СПб.: АН.- Т.1: Греческие писатели. Вып.1, 1893.- 296 с.; Вып.2,
1896.-С. 297-600.
6. Петрушевский Ф.Ф. Цветовые ощущения древних и новых народов //
Вестн. изящн. Искусств.- 1899.- Т.7.- Вып.4.- С.297-230.
7. Соболевский А.И. Русско-скифские этюды// Изв. отд. русск. языка и
словесности АН.-1923.-Т.26.-С.1-44.
8. (Страбон). География Страбона: В 17 кн./ Пер. Ф.Г. Мищенка.- М.: Изд-во
К.Т. Солдатенкова, 1879.
16
9. Татищев В.Н. Избранные работы по географии России.- М.: Географгиз,
1950.- 248 с.
10. Фасмер М. Этимологический словарь русского языка.- М.: Прогресс, 1964.-
Т.1,- 562 с.
11. Фрейман А.А. Названия Черного моря в домусульманской Персии // Зап.
коллегии востоковедов при Азиатском музее АН.- 1930.- Т.5.- С.647-652.
12. Шерцль. В.И. О названии цветов // Филологические записки,- 1884.-
Вып.2.- С.1-32.
13. Щекатов А. М. Словарь географический Российского государства,
сочиненный в настоящем оного виде.-М.: Университетская типография, 1809.
14. Этимологический словарь славянских языков.- М.: Наука, 1977.- 235 с.
Резюме
В статье приведен гидронимо-этимологический анализ названия Черного моря,
опираясь в основном на материалы исследований античных народов, сделанных
историками и филологами. Картосемиотические исследования по данной тематике не
проводились, их необходимо выполнить с использованием анализа древних
картографических источников.
Zusammenfassung
Im Artikel wird eine hydronym-ethimologische Analyse der Bezeichnung des Schwarzen
Meeres dargelegt. Sie basiert auf diversen Untersuchungen, die von Historiken und Philologen
durchgeführt wurden. Kartosemiotische Untersuchunen zu dieser Thematik gibt es nicht. Es ist
notwendig, dies mit Hilfe von entsprechenden kartographischen Materialien auszuführen.
Abstract
In this article an ethymological analysis of the hydronym of the Black Sea is presented. It is
based on various studies carried out by historians and philologists. Cartosemiotic research on
this topic does not exist. It is necessary to do such research with the aid of appropriate
cartographic materials.
17
Semiotisch-prototypisch begründete Gestaltung kartographischer 3D-Signaturen
Florian Hruby1 (Wien)
1. Einleitung und Problemstellung
Besieht man sich Lehrbücher der Kartographie (z.B: [HAK-2002], [ROB-1995]), so fällt auf, dass
deren größte Aufmerksamkeit Darstellungen in Form von Karten gilt, was auch im verwendeten
Fachvokabular (z.B.: Kartengrafik, Kartenlogik, ...) Ausdruck findet. Als eigentliches Ziel gilt die
modellhafte Darstellung raumbezogener Information für die jeweiligen NutzerInnen. Hake et al.
sehen hierin gar die „ ... zentrale, mehr ideelle Aufgabe ... kartographische Darstellungen zu
schaffen, aus denen jeder Benutzer eine richtige Wahrnehmung und danach auch eine möglichst
zutreffende Vorstellung und Erkenntnis der ... Wirklichkeit gewinnt“ [HAK-2002]. Kartographie
setzt sich also einerseits zum Ziel, angemessene Vorstellungen der räumlich dreidimensionalen
(3D) Wirklichkeit zu vermitteln, und bekennt sich andererseits zur zweidimensionalen (2D) Karte
als bedeutendster Kommunikationsform, diesen Anspruch umzusetzen. Per definitionem fehlt der
Karte also eine Raumdimension im Vergleich zur darzustellenden Wirklichkeit, woraus sich die
Frage ableiten lässt, ob die Karte als zentrales kartographisches Produkt überhaupt das geeignetste
aller Modelle ist. Diese Frage gewinnt mit der raschen technologischen Entwicklung neuer
Visualisierungs- bzw. Kommunikationsmöglichkeiten – auch im 3D-Bereich – an Bedeutung, da es
zu entscheiden gilt, ob und wie dieses Potential für die Kartographie genutzt werden kann. Wie
diese Frage grundsätzlich zu entscheiden ist, scheint klar: Da sich die Kartographie über eine
optimale Informationsvermittlung an ihre NutzerInnen definiert, kann empirisch überprüft werden,
ob bzw. unter welchen Bedingungen 2D- oder 3D-Modelle eine bessere Kommunikation
ermöglichen. Erste Schritte in diese Richtung wurden bereits getan [DIC-2004]. Ein solcher
Vergleich ist jedoch nur sinnvoll, wenn 3D-Darstellungen nach Regeln erstellt wurden, die das
Theoriengebäude der Kartographie zur Verfügung stellt, denn auf solche Regeln kann sich die
Karte bereits stützen; andernfalls hätte eine Gegenüberstellung keine nötige gemeinsame Basis.
Momentan bietet jedoch die kartographische Theorie für digitale 3D-Modellierung kein
Regelsystem, das jenem der Karte entspricht. Vielmehr lassen sich mit HÄBERLING drei
Problembereiche kartographischer 3D-Visualisierung zusammenfassen [HAE-2004]:
(1) fehlende Erkenntnisse über graphische Gestaltung, Variation und Einsatzpotenziale sowie
mangelnde Systematisierung vielfältiger Gestaltungsmöglichkeiten
(2) fehlende Einbeziehung von NutzerInnen und zielgruppenspezifischen Bedürfnissen
(3) fehlende theoretische Gestaltungsgrundsätze für 3D-Darstellungen
Es gilt daher, Regeln zu suchen, um daraus zu Karten argumentativ gleichwertige 3D-Modelle
abzuleiten. Diese Regeln sind idealerweise nicht auf eine oder mehrere Raumdimensionen
beschränkt, sondern im Sinne einer allgemeinen theoretischen Grundlage unabhängig von den
Restriktionen eines konkreten kartographischen Modells. Einen Ansatzpunkt für eine solche
theoretische Basis bietet die Semiotik, deren Nähe zur Kartographie bereits in allgemeinen
Beschreibungen, z.B.: als „ ... das Forschungsgebiet, das sich mit den Zeichen, dem Sinn und der
1 Mag. Florian Hruby ([email protected]), Doktorand am Institut für Geographie und Regionalforschung,
Kartographie und Geoinformation, Universität Wien, A-1010 Wien, Universitätsstraße 7/5
18
Kommunikation befaßt ... “ [VOL-2002] zum Ausdruck kommt, denn das hier verwendete
semiotische Vokabular (Zeichen, Kommunikation, ...) ist auch für zentrale Begriffe der
Kartographie verwendbar. Eine mögliche Theorie und eine darauf bauende Methode zur semiotisch
begründeten Gestaltung kartographischer 3D-Signaturen sollen im Folgenden entwickelt werden.
2. Semiotische Modellierung der Kartographie
Ungeachtet der Vielzahl bestehender semiotischer Modelle (vgl. [NOE-2000]) soll hier auf Grund
des beschränkten Publikationsrahmens nur eine Erklärungslinie verfolgt werden, die für
kartographische Bedürfnisse besonders geeignet scheint. Die vertretene Argumentation nimmt ihren
Ausgang wiederum bei kartographischem Lehrbuchwissen [HAK-2002], [ROB-1995]:
Entsprechend dem Einverständnis über die Aufgabe der Kartographie, Daten der Wirklichkeit für
eine Gruppe von NutzerInnen zu veranschaulichen, können drei wesentliche Komponenten
(Wirklichkeit, kartographische Darstellung, NutzerInnen) unterschieden, und durch ein triadisches
Zeichenmodell abgebildet werden. In heutiger
Terminologie lässt sich eine solche
Zeichentriade durch ein semiotisches Dreieck
entsprechend Abb. 1 modellieren: Übertragen
auf die Karto-graphie ist der Zeichenträger
eine konkrete kartographische Darstellung
bzw. ein einzelnes Element wie die Signatur,
das für eine Entität oder eine Gruppe von
Entitäten als dem zugehörigen Referenzobjekt
steht, und den NutzerInnen vielfältige
Bedeutungen vermittelt. Obwohl skizziertes
Zeichenmodell als Annäherung für diverse
semiotische Theorien Verwendung findet
[NOE-2000], bezieht sich der Autor ausdrücklich auf die Zeichentriade von Charles Sanders
PEIRCE, ohne jedoch für diesen Artikel die besondere PEIRCE’sche Terminologie zu verwenden (vgl.
[PEI-1932]). Auch die Auswahl dieser Zeichentheorie gegenüber anderen triadischen Modelle, wie
z.B. dem in der Kartographie bereits diskutierten Ansatz von Charles MORRIS (vgl. [FRE-1992],
[MOR-1972]) kann hier nicht weiter ausgeführt werden, findet sich jedoch in [HRU-2006]
ausführlicher dargelegt.
Aufbauend auf dem in Abb. 1 eingeführten Modell steht der Kartographie das Korrelat des
Zeichenträgers zur Verfügung, ihr Ziel einer möglichst treffenden Darstellung der Realität zu
verfolgen, wobei es der Kartographie letztendlich um die Frage gehen muss, wie solche
kartographischen Signaturen gestaltet werden sollen. Eine entsprechende Beantwortung bedingt,
zunächst jene Möglichkeiten zu kennen, innerhalb derer ein Zeichenträger überhaupt dargestellt
werden kann, womit hier aber nicht technische, sondern semiotische Möglichkeiten angesprochen
sind. Im Rahmen des PEIRCE’schen Zeichenmodells lassen sich diese Darstellungsmöglichkeiten
der Kartographie in drei Relationen zwischen Zeichenträger und Referenzobjekt abstecken, die für
PEIRCE selbst die grundlegendste [PEI-1932] und zugleich die von Semiotik und Kartographie meist
Abb. 1: Triadisches Zeichenmodell in heutiger
Terminologie. Quelle: [NOE-2000], eigene Bearbeitung.
Abbildung 1: Triadisches Zeichenmodell in heutiger
Terminologie. Quelle: [NOE-2000].
19
beachtet [EAC-2004] Einteilung von Zeichen bilden. Diese möglichen Modi der Beziehung
zwischen Zeichenträger und Referenzobjekt sind Ikonizität (Bezeichnung aufgrund von
Ähnlichkeit), Indexikalität (Bezeichnung aufgrund kausaler Abhängigkeit) und Symbolizität
(Bezeichnung aufgrund von Konvention) (vgl. Abb. 1). Wiederum muss an dieser Stelle eine tiefere
Diskussion der genannten drei Relationen unterbleiben, so dass für einen Überblick nur auf VOLLI
[VOL-2002], NÖTH [NOE-2000] und PEIRCE selbst [PEI-1988] verwiesen sei, während eine
kritische Gegenposition bei ECO [ECO-2002] nachzulesen ist.
Jede kartographische Signatur kann im Rahmen des PEIRCE’schen Zeichenmodells also das Korrelat
eines ikonischen, indexikalischen und/oder symbolischen Zeichens sein, wobei einem jeden dieser
drei semiotischen Zeichentypen spezielle Qualitäten eignen. Für die Frage nach dem darstellen-
sollen kartographischer Signaturen, und für das hier verfolgte Anliegen einer allgemeinen
theoretischen Grundlage scheint das Ikon von besonderem Interesse zu sein, definiert als “ ... a sign
which refers to the Object that it denotes merely by virtue of characters of its own and which it
possesses, ... . ” [PEI-1998] – oder allgemeiner gesprochen als Zeichen, dessen Zeichenträger das
Referenzobjekt auf Grund einer Ähnlichkeit mit diesem repräsentiert. Mit einem solchen
Begriffsverständnis befürworten einige Argumente die vorzügliche Bedeutung ikonischer Zeichen
für die Zwecke der Kartographie:
Zunächst erinnert die Ähnlichkeitsbeziehung an den Anspruch der Kartographie, Realität
möglichst zutreffend darzustellen. In diesem Sinne verweist auch HÄBERLING auf empirische
Daten, wonach sich besonders für punkthafte Kartenobjekte bildhafte (sprechende) Zeichenträger
eignen [HAE-2004], welche in PEIRCE'scher Terminologie als ikonisch anzusprechen sind.
Erkenntnisse der Kognitionsforschung sprechen Objektbilder eine bessere Speicherbarkeit und
Wiedergabe als den entsprechenden Bezeichnungen zu. Diese Leistungen wachsen mit
zunehmender Bildhaftigkeit [SCH-1996], d.h. mit zunehmender Ikonizität.
Seitens der Semiotik wird die einfachere Verständlichkeit und Anschaulichkeit ikonischer Zeichen
gegenüber indexikalischen und symbolischen betont [PEI-1988], [VOL-2002], welche auch über
die genannten Wissenschaftsdisziplinen hinaus den meist beachteten PEIRCE'schen Zeichentyp
repräsentieren [DRE-1989].
Um nun mit diesen semiotisch begründeten Argumenten zu der einleitend formulierten Frage nach
der/den optimalen Kommunikationsform(en) zurückzukehren, kann aus Gesagtem gefolgert
werden, dass solche Signaturen für die Absichten der Kartographie am geeignetsten sind, die als
Korrelat eines ikonischen Zeichens so gestaltet werden, dass sie ihrem Referenzobjekt ähnlich sind.
3. Prototypentheorie und Semiotik
Problematisch ist die, diesem Ikonizitätsbegriff innewohnende subjektive Abhängigkeit dessen, was
als Ähnlichkeit zwischen Zeichenträger und Referenzobjekt wahrgenommen wird. Hinzu kommt,
dass sich die Referenzobjekte der Kartographie – oder allgemeiner gesprochen: die Realität – jeder
Wahrnehmung nur durch eine Strukturierung mittels Kategorien erschließen und insofern ebenfalls
subjektiven Abhängigkeiten unterliegen. Ehe die Kartographie Realität möglichst zutreffend
vermitteln kann, muss sie also erkennen, wie diese Realität kategorisiert wird, um solche
20
Objektkategorien in eine Ähnlichkeitsbeziehung zum kartographischen Zeichenträger zu setzen.
Zur Kategorisierung haben sich wiederum diverse Modelle entwickelt. Einen auf Grund seiner
empirischen Herangehensweise auch für die Kartographie viel versprechenden Ansatz stellt die
Prototypentheorie dar, die Kategorien nicht als eindeutig abgrenzbare Mengen essentieller
Eigenschaften versteht, sondern erlaubt, empirisch einen so genannten Prototypen als mentales
Konstrukt aus typischen Eigenschaften zu formulieren, der das Zentrum einer Kategorie markiert.
Einer solchen Kategorie gehören die einzelnen Mitglieder in unterschiedlichen Graden an, die von
der Zahl gemeinsamer Eigenschaften eines Elements mit dem Prototypen abhängen [KLE-1993].
Als Möglichkeit der Feststellbarkeit solch prototypischer Attribute bietet sich das Kriterium einer
cue validity [ROS-1978] an, ein probabilistisches Konzept, das Vorhersagbarkeitsgrad eines
Attributes für ein Objekt ausdrückt: „Die cue validity eines Merkmals M als Prädikator für eine
Kategorie Di wächst mit der (subjektiven) Wahrscheinlichkeit prob (M/Di) – einem Zahlenwert für
die Einschätzung der Assoziationshäufigkeit der Elemente der Kategorie Di mit dem Merkmal M –
und sinkt mit den Wahrscheinlichkeiten prob (M/Dj) entsprechender Kontrastkategorien Dj:“ [BLU-
1985]. Der hier verwendete Ausdruck einer Kontrastkategorie ist für die Kartographie bedeutsam,
als es gilt, die verschiedenen Elemente einer Darstellung semantisch und graphisch ausreichend,
z.B.: im Sinne kartenlogischer Bedingungen [HAK-2002], zu differenzieren, da die geforderte
Differenzierbarkeit über die cue validity formalisiert werden kann. Ausgehend von einem
frequentistischen Wahrscheinlichkeitsverständnis lässt sich die cue validity (cv) eines Merkmales M
für die Kategorie Di (im Kontrast zu Kategorie Dj) berechnen: cv(M,Di ) = prob (M/Di) / ((prob
(M/Di) + prob (M/Dj))
Ungünstig an zitierter Formel ist, dass ihre Resultate an Aussagekraft verlieren, sobald das
untersuchte Attribut nur in einer der Kategorien vorkommt. Dieser Umstand findet sich bei REED
[REE-1972] durch die Verwendung gewichteter Wahrscheinlichkeiten berücksichtigt: REED geht in
seinem Cue Validity Model für den Fall einer Unterscheidung von zwei Kategorie vorab von einer
Wahrscheinlichkeit eines beliebigen Merkmals von 0.5 aus (prior probability), welche mit der
konkret gemessenen Merkmalshäufigkeit (sample probability) kombiniert wird. „The prior
probability will be weighted by p and the sample probability by 1 – p, where p = 1/(1+F).” [REE-
1972] – F steht für die Häufigkeit des betreffenden Merkmals. Bettet man nun obige Formel zur
Berechnung von cv in das eben skizzierte Gewichtungsschema ein, so lässt sich eine
häufigkeitstransparente Cue Validity (CV) folgendermaßen bestimmen: CV = p(0.5) + (1-p)*cv
Angesprochene CV kann nicht nur für einzelne Merkmale, sondern durch Aufsummieren dieser
Einzelwerte auch für eine gesamte Kategorie bestimmt werden [KLE-1993]. Dieser gesamte
Prototypizitätsgrad ist insofern von Interesse, als der Prototyp einer Kategorie als kognitiver
Referenzpunkt dient, mit dem andere Elemente dieser Kategorie verglichen und Ähnlichkeitsurteile
gefällt werden: “A prototype is a typical instance of a category, and other elements are assimilated
to the category on the basis of their perceived resemblance to the prototype; there are degrees of
membership based on degrees of similarity.” [LAN-1987]. Für die kartographische Praxis der
Darstellung von Kontrastkategorien kann dies bedeuten, dass Zeichenträger von Objektkategorien
niedrigerer CV von solchen mit höherer CV abgeleitet werden und nicht umgekehrt (vgl. Kapitel 4).
Da durch die CV für die Ähnlichkeitsbeziehung innerhalb einer Objektkategorie bereits eine
Formalisierungsmethode vorliegt, scheint es konsequent, diese Ähnlichkeitsbeziehung, welche den
Prototypen (als Schnittmenge prototypischer Eigenschaften) mit den Mitgliedern der von ihm
21
festgesetzten Kategorie verbindet, in das in Abb. 1 vorgestellte Zeichenmodell einzusetzen und
somit auf Basis prototypischer Eigenschaften bzw. der Ähnlichkeit zu diesen einen ikonischen
Objektbezug herzustellen. Diese prototypischen Eigenschaften sind also in einen kartographischen
Zeichenträger zu übersetzen, der somit dem von ihm repräsentierten Objekt – sowohl im Sinne
einer Kategorie als auch hinsichtlich der realen Einzelobjekte – ähnlich, d.h. Zeichenträger eines
ikonischen Zeichens wäre. Daher kann die Forderung nach einer möglichst ikonischen Darstellung
kartographischer Signaturen folgendermaßen ergänzt und die Schwierigkeit des Ähnlichkeits-
begriffes gefasst werden: Kartographische Signaturen sollen als Korrelat eines ikonischen Zeichens
gestaltet werden, so dass Zeichenträger und Referenzobjekt(-kategorie) in einem Ähnlichkeits-
verhältnis stehen. Das Ähnlichkeitsmaximum für eine Kategorie wird durch deren Prototyp
vorgegeben, dessen Attribute entsprechend ihrer CV in eine Signatur übersetzt werden. Die
Festlegung dieser prototypischen Eigenschaften muss gemäß der Prototypentheorie empirisch
erfolgen, was im folgenden Kapitel am Beispiel der Kategorie Baum illustriert werden soll.
4. Exemplarischer Entwurf semiotisch-prototypisch begründeter 3D-Signaturen
Beschäftigen sich die folgenden Zeilen mit der prototypisch-ikonischen Darstellung eines Baumes,
so ist darauf hinzuweisen, dass hierbei schon das Ergebnis einer Kategorisierung vorausgesetzt ist,
weil ein Objekt als „Baum“ bereits auf einem bestimmten Genauigkeitsgrad beschrieben ist. Es
wären jedoch auch höhere (z.B.: Laubbaum – Obstbaum – Apfelbaum) oder niedrigere (z.B.:
Vegetation) Stufen der Beschreibungsgenauigkeit möglich, und es ist an der Kartographie, das für
einen bestimmten Zweck relevante Kategorisierungsniveau zu berücksichtigen. Obwohl die
Prototypentheorie auch für diese Problematik herangezogen werden kann, wurde die Entscheidung
für die Kategorie Baum in diesem Fall an ein bereits bestehendes Produkt, die Österreichische Karte
1:50000, delegiert. Baum wird in diesem amtlichen Kartenwerk im Sinne eines einzelstehenden
Baumes durch lokale Signaturen repräsentiert, und bildet zusammen mit der Kategorie Gebüsch
eine Gruppe natürlicher Objektkategorien. Der Verweis auf Gebüsch ist insofern von Bedeutung,
als dadurch eine relevante Kontrastkategorie festgelegt ist, die für die Berechnung prototypischer
Attribute Berücksichtigung finden soll, um eine möglichst rasche und eindeutige Bedeutungs-
zuweisung zu erleichtern und damit die Gefahr einer Verwechslung oder Kommunikations-
behinderung der Zeichenträger dieser beiden Kategorien zu minimieren. Mit der Grundannahme,
dass Baum und Gebüsch zwei, für die Zwecke topographischer Kartographie im Maßstab 1:50000
relevante, Kontrastkategorien bilden, wurden in der nordost-österreichischen Gemeinde
Schrattenthal zwei Gruppen von je 32 ProbandInnen schriftlich befragt und ersucht, das Aussehen
eines Baumes bzw. eines Gebüschs verbal und zeichnerisch zu beschreiben. Zu den bei der
Erfragung ermittelten Attributen wurden entsprechend deren Häufigkeit in einer und/oder beiden
Objektkategorien die jeweiligen Werte der CV ermittelt, woraus eine Rangfolge der relevanten
Merkmale und ein Kennwert für jede der beiden Kategorien abgeleitet werden konnten. Die
entsprechenden Ergebnisse finden sich in Tab. 1 zusammengefasst, während in [HRU-2006] eine
komplette Beschreibung der Untersuchung samt ihren Ergebnissen nachgelesen werden kann.
22
Tab. 1: Befragungsergebnisse zu den Objektkategorien Baum und Gebüsch. Quelle: [HRU-2006]
Als Interpretationshilfe sei stellvertretend auf das Merkmal Nadeln eingegangen: Diesem wurde für
Baum die dritthöchste CV zugewiesen, wonach es also prototypischer ist als zum Beispiel
Laubblätter, welche zwar von 90 % aller ProbandInnen genannt, jedoch auch der Kontrastkategorie
Gebüsch zugeordnet wurden. Das Beispiel zeigt, wie in die Berechnung der CV nicht nur
Merkmalshäufigkeit, sondern auch Merkmalsexklusivität gegenüber relevanten Kontrastkategorien
einfließt. Bezüglich der unterschiedlichen gesamten CV von Baum und Gebüsch kann ergänzt
werden, dass sich eine Signatur für Gebüsch an einer Signatur für Baum orientieren könnte, wie es
in den Antworten der Befragung auch explizit zum Ausdruck kam, wenn Gebüsch z.B. „als kleiner
Baum“, nicht aber Baum als „großes Gebüsch“ beschrieben wurde.
Betrachtet man die einzelnen Attribute innerhalb einer Kategorie, so fallen beim Versuch, diese
entsprechend ihrer CV in hierarchischer Struktur darzustellen, interne Abhängigkeiten bzw.
Widersprüche auf: Beispielsweise scheinen die Merkmale Laubblätter und Nadeln nicht sinnvoll in
einem Zeichenträger vereinbar zu sein. Diesbezüglich kommt dem Attribut Jahreszeiten eine
Sonderstellung zu, da es über eine zeitliche Veränderung definiert und daher gemäß einer
ikonischen Darstellungsmaxime als temporale Animation [DRA-1997] darzustellen ist.
Entscheidend ist daher Frage, ob Animationen in einem konkreten kartographischen Produkt
möglich bzw. vorgesehen sind, wobei sich je nach Beantwortung dieser Frage zwei alternative
Merkmalsstränge entwickeln lassen:
Abb. 2: Prototypische Merkmalshierarchie der Objektkategorie Baum. Quelle: [HRU-2006]
23
Ist keine Animation von Jahreszeiten möglich, ergibt sich für die Umsetzung des Merkmals Nadeln
– und des damit verbundenen Konzepts eines Nadelbaumes – eine in Relation zum Attribut
Laubblätter höhere CV und somit auch deutlichere Unterscheidungskraft gegenüber Gebüsch, dem
das Merkmal Laubblätter ebenfalls zugewiesen wurde. Die entsprechende Attributreihe führt von
Krone über Stamm und Nadeln zu Äste. Diese prototypischen Eigenschaften erlauben drei
Modellierungsstufen, da Nadeln und Äste in direkter Abhängigkeit stehen und gemeinsam
darzustellen sind, während eine Visualisierung mit Zweigen, aber ohne Nadeln, das Bild einer
kranken Pflanze transportieren würde. Eine Berücksichtigung aller prototypischen Merkmale ergibt
also die detaillierteste Darstellung der Kategorie Baum, wobei Krone durch Nadeln und Äste zum
Ausdruck kommt (Abb. 3: links). Eine zweite Generalisierungsstufe bildet die graphische
Zusammenfassung der Attribute Nadeln und Äste zu Krone, die einem Stamm aufgesetzt wird
(Abb. 3: mitte). Die größtmögliche Generalisierung unter Beibehaltung ikonischer Prinzipien wird
schließlich durch Weglassung von Stamm erreicht, so dass nur mehr Krone dargestellt wird, was
entlang dieses Merkmalsstranges möglich ist, da die Modellierung der Kategorie Baum als
Nadelbaum mit größerer Distinktivität zu Gebüsch einhergeht, als es durch einen Entwurf als
Laubbaum möglich ist (Abb. 3: rechts).
Abb.3: Baum (statisch) – 3D-Beispielsignaturen unterschiedlicher Generalisierungsstufen. [Quelle: HRU-2006]
Kann hingegen Jahreszeiten in Form einer animierten Signatur ausgedrückt werden, öffnet sich ein
zweiter Merkmalsstrang, dessen Glieder die einzelnen Animationsschritte bereits vorgeben, wobei
sich in Abhängigkeit des erforderlichen Verkleinerungsverhältnisses wiederum zwei
Generalisierungsstufen anbieten. Da eine solche Animation die Variation der Merkmale
Laubblätter, Äste und Blüten bedeutet, verlieren diese Eigenschaften ihre prototypische
Rangordnung, da zum Beispiel Äste in jedem Falle visuelle Attribute jahreszeitlicher Veränderung
sein müssten, während die Darstellung von Blüten und Laubblättern je nach Maßstab entfallen bzw.
durch das Merkmal Krone ersetzt werden kann. Die detailreichste dieser beiden Optionen
berücksichtigt wiederum alle prototypischen Eigenschaften, wobei sich im Sinne der
jahreszeitlichen Entwicklung eines Baumes eine Animationsreihe von ... Äste Laubblätter
Früchte Äste ... ergibt. Abb. 4 zeigt vier Schlüsselbilder einer entsprechenden Keyframe-
Animation. Dabei wird auch die Möglichkeit der Nachahmung herbstlicher Laubverfärbung zur
Betonung des jahreszeitlichen Charakters der Signatur berücksichtigt, was gerechtfertigt scheint,
sofern nicht zusätzliche Genauigkeitsanforderungen an die Darstellung in Betracht gezogen werden
müssen, und dass Merkmal jahreszeitlich verfärbten Laubes nicht durch die Kontrastkategorie
Gebüsch besetzt ist.
24
Abb. 4: Baum (animiert) – 3D-Beispielsignaturen auf einer ersten Generalisierungsstufe. [Quelle: HRU-2006]
Ein möglicher Abstraktionsschritt ist der Verzicht auf die Umsetzung von Früchte, womit der
Prototypizität dieses Merkmals sowie seiner maßstabsbezogenen Darstellbarkeit Rechnung getragen
wird. Zudem erfolgt eine Zusammenfassung von Blätter zu einer Krone, da die Wiedergabe einer
Blattstruktur ähnliche Anforderungen an die Darstellungsgenauigkeit stellt, wie das Merkmal
Früchte. Die entsprechende Animationsreihe
verkürzt sich auf ... Krone Äste Krone
..., wodurch größtmögliche Generalisierung unter
Beibehaltung ikonischer Darstellungsgrundsätze
erreicht wird (Abb. 5). Um die Differenzier-
barkeit zur Kontrastkategorie Gebüsch zu
gewährleisten, bleibt Stamm auf allen
Modellierungsstufen unverzichtbares Merkmal
jeder animierten Signatur für Baum.
Abschließend zu diesem praktischen Beispiel
einer semiotisch-prototypischen Begründbarkeit
kartographischer 3D-Signaturen sei darauf
hingewiesen, dass die vorgeschlagenen
Zeichenentwürfe keineswegs die einzig möglichen Ableitungen aus den Befragungsergebnissen
darstellen. Weder wurden konkreten kartographischen Publikationsanforderungen berücksichtigt,
noch verschiedene Gestaltungsansätze den NutzerInnen vorgelegt, um im Sinne der einleitend
zitierten Absichten der Kartographie eine nutzungsorientierten, iterativen Optimierungsprozess
einzuleiten bzw. – semiotisch gesprochen - die Zeichenwirkung im Korrelat der Bedeutung zu
untersuchen. Trotzdem lässt sich das Aussehen der entworfenen Signaturen begründen, womit den
hier verfolgten Absichten einer Methodenpräsentation Genüge getan sei.
5. Resümee und Ausblick
Zunächst kann der mögliche Beitrag des präsentierten semiotisch-prototypischen Ansatzes zu den in
Abschnitt 1 angeführten drei Problembereichen kartographischer 3D-Visualisierung [HAE-2004]
folgendermaßen zusammengefasst werden:
ad (1) Erkenntnisse zur graphischen Gestaltung von Signaturen werden insofern gefördert, als sich
eine Gestaltungsmaxime und Methoden entsprechender Erkenntnisgewinnung formulieren lassen.
ad (2) Die Einbindung der NutzerInnen – bzw. deren Kategorisierung der Realität – ist
konstituierender Bestandteil des PEIRCE'schen Zeichenmodells und der Prototypentheorie.
Abb. 5: Baum (animiert) – 3D-Beispielsignaturen
auf einer zweiten Generalisierungsstufe. [Quelle:
HRU-2006]
25
ad (3) Entsprechend der PEIRCE'schen
Zeichentypologie lässt sich für
kartographische Signaturen eine möglichst
hohe Ikonizität als Gestaltungsmaxime
formulieren. Die zugrunde liegende
Semiotik umfasst jedoch auch alle
anderen möglichen Modi des
Objektbezugs (d.h. Indexikalität und
Symbolizität) und bietet daher einen
erschöpfenden theoretischen
Gestaltungsgrundsatz.
Entscheidend für die Zielsetzung dieses
Artikels ist weiters, dass auf einer
semiotisch-prototypischen Theorienbasis
sowohl 2D- als auch 3D-Signaturen
entworfen und argumentiert werden
können, wodurch ein aussagekräftiger
Vergleich dieser beiden Raumdimensionen
Abb. 6: Kartographische Darstellungsmöglichkeiten unter den möglich wird. Obwohl eine solche
Bedingungen von Raum, Zeit und Wahrnehmungsform(en). Gegenüberstellung noch aussteht, und in
Quelle: [HRU-2006] Anbetracht der Vielfalt kartographischer
Kommunikationsinhalte wohl eher eine „sowohl – als auch“-Beziehung, denn eine einleitend
plakativ verkürzte „entweder 2D – oder 3D“-Relation befürworten würde, können aus den
vorangegangenen kartosemiotischen Überlegungen einige Argumente abgeleitet werden, warum
sich die Kartographie – auch theoretisch – verstärkt der 3D-Visualisierung stellen sollte. Einen
Ausgangspunkt für diese abschließenden Überlegungen bietet die Analyse aller kartographischen
Darstellungsmöglichkeiten in ihrer Abhängigkeit zu den Dimensionen von Raum und Zeit sowie
den verschiedenen Wahrnehmungsformen – modellhaft darstellt in Abb. 6. In dieses Würfelmodell
(Abb.6) lassen sich Signaturen analoger Karten als mono-temporal, mono-sensuell und räumlich
zweidimensional einordnen, wogegen die Realität als poly-temporal, poly-sensuell und räumlich
dreidimensional erfahren und somit auch eine ikonische Darstellungsmaxime beschrieben wird.
Insofern ist jede 3D-Signatur ihren 2D-Entsprechungen an semiotischem Potenzial grundsätzlich
überlegen, da sie eine räumlich in 3D wahrgenommene Realität entsprechend ihrer eigenen
Dimensionalität ikonisch repräsentieren kann. In diesem Sinne sind aus einem prototypisch in 3D
entworfenen Zeichenträger alle möglichen monoperspektivischen 2D-Signaturen inklusive aller
(prototypisch) relevanten Generalisierungstufen ableitbar, während ein umgekehrter Schluss nicht
zwingend ist. Ebenso können mögliche prototypische Eigenschaften wie dicht, oder Konzepte wie
Nähe und Ferne eine 3D-Realität voraussetzen bzw. deren Beschreibung dienen. Schließlich kommt
3D auch bei der Einbindung anderer Wahrnehmungsformen zum Tragen, wie sie bei der
Argumentation einer Multimedia-Kartographie [RIE-2000] oder einer Cybercartography [TAY-
2003] durch die Integration z.B. auditiver, haptischer oder gar olfaktorischer Attribute betrieben
wird. Gerade an letzt-genannten Beispielen alternativer Wahr-nehmungsformen zeigen Semiotik
und Prototypentheorie ihre Offenheit gegen-über neuen und zukünftigen karto-graphischen
Darstellungsmöglichkeiten.
26
Wenn sich die allgemeine Kartographie also verstärkt auf 3D-Modellierung konzentriert,
verschafft sie sich eine stärkere Position gegenüber den wechselnden Ansprüchen sich
entwickelnder Technologien, da sie sich am Maximum räumlicher Dimensionalität orientiert, von
wo aus alle praktischen Anwendungen abgeleitet werden können, seien es nun eine analoge Karte
oder ein computergeneriertes Virtual-Reality-Modell. Bezieht sie zudem noch die Dimension der
Zeit und die Fülle menschlicher Wahrnehmungsformen in das Basiswissen ihres Fachgebietes mit
ein, kann sie allen gegenwärtigen und zukünftigen technischen Möglichkeiten gelassen entgegen
sehen – ein Platz innerhalb bestehender kartographischer Theorien wäre diesen dann schon
bereitet. Die Semiotik steht der Kartographie für einen solchen Schritt jedenfalls offen.
7. Literatur
[BLU-1985] BLUTNER, Reinhard: Prototyp – Theorien und strukturelle Prinzipien der mentalen
Kategorisierung. In: Linguistische Studien, Reihe A/125. Oberlungwitz, VEB Kongreß- und
Werbedruck, 1985. S. 86-135.
[DIC-2004] DICKMANN, Frank: Mehr Schein als Sein? - Die Wahrnehmung kartengestützter
Rauminformation aus dem Internet. In: Kartographische Nachrichten 2/2004. Bonn, Kirschbaum.
S. 61-67.
[DRA-1997] DRANSCH, Doris: Computer-Animation in der Kartographie: Theorie und Praxis. Berlin,
Heidelberg, New York, Springer, 1997. 145 S.
[DRE-1989] DRESSLER, Wolfgang, Ulrich: Semiotische Parameter einer textlinguistischen Natürlichkeits-
theorie. Wien, Verlag der Österreichischen Akademie der Wissenschaften, 1989. 64S.
[EAC-2004] MacEACHREN, Alan M.: How maps work: representation, visualization, and design. New York,
London, The Guilford Press, 2004. 513 S.
[ECO-2002] ECO, Umberto: Einführung in die Semiotik. 9. Auflage. Übersetzt von Jürgen Trabant. München,
Fink, 2002. 474 S.
[FRE-1992] FREITAG, Ulrich: Semiotik und Kartographie. In: FREITAG, Ulrich: Kartographische
Konzeptionen. Beiträge zur theoretischen und praktischen Kartographie 1961 – 1991. Berlin,
Selbstverlag Fachbereich Geowissenschaften, Freie Universität Berlin, 1992. S. 1-14.
[HAK-2002] HAKE, Günter, GRÜNREICH, Dietmar, MENG, Liqiu: Kartographie. 8. Auflage. Berlin, New
York, Walter de Gruyter, 2002. 604 S.
[HAE-2004] HÄBERLING, Christian: Topografische 3D-Karten: Thesen für kartografische
Gestaltungsgrundsätze. Dissertation., Technische Wissenschaften, Eidgenössische Technische
Hochschule ETH Zürich, Nr. 15379, 2004. 167 S.
http://e-collection.ethbib.ethz.ch/show?type=diss&nr=15379 (12.06.2006)
[HRU-2006] HRUBY, Florian: Semiotische Begründbarkeit kartographischer Signaturen –
Prolegomena zum Stellenwert räumlicher Dreidimensionalität in der Kartographie am Beispiel der Signatur auf Grundlage der Semiotik von Charles S. Peirce. Unveröffentlichte Diplomarbeit
an der Universität Wien. http://homepage.univie.ac.at/florian.hruby/html_de/ausbildung_de/
diploma_thesis_hruby.pdf (02.01.2007)
[KLE-1993] KLEIBER, Georges: Prototypensemantik. Übersetzt von Michael Schreiber. Tübingen, Günther
Narr Verlag, 1993. 151 S.
[KOC-1999] KOCH, Wolf, Günther: Comments on the development and the current tasks of cartographic
semiotics in the German language area. In: [SCHL-1999], S. 87-93.
[KOC-2004] KOCH, Wolf, Günther: Theorie und Methode in der heutigen Kartographie. In: KOCH, Wolf,
Günther (Ed.): Theorie 2003 (=Kartographische Bausteine, Band 26). Dresden, Institut für
Kartographie der Technischen Universität Dresden, 2004. S. 4-19.
27
[LAN-1987] LANGACKER, Ronald, W.: Foundations of Cognitive Grammar – Volume 1: Theoretical
Prerequisites. Stanford, Stanford University Press, 1987. 516 S.
[MOR-1972] MORRIS, Charles, William: Grundlagen der Zeichentheorie; Ästhetik der Zeichentheorie. Übersetzt von Roland Poser. München, Carl Hanser, 1972. 128 S.
[NOE-2000] NÖTH, Winfried: Handbuch der Semiotik. 2. Auflage. Stuttgart, Weimar, Metzler, 2000. 667 S.
[PEI-1932] PEIRCE, Charles, Sanders: Elements of Logic (= Collected Papers of Charles Sanders Peirce,
Vol. 2). Herausgegeben von Charles Hartshorne und Paul Weiss. Cambridge, Harvard University
Press, 1932. 535 S.
[PEI-1988] PEIRCE, Charles, Sanders: Naturordnung und Zeichenprozess. Schriften über Semiotik und Naturphilosophie. Herausgegeben von Helmut Pape, übersetzt von Bertram Kienzle. Aachen,
Alano, 1988. 484 S.
[PEI-1991] PEIRCE, Charles, Sanders: Schriften zum Pragmatismus und Pragmatizismus. Herausgegeben
von Helmut Pape, übersetzt von Gert Wartenberg. Frankfurt/Main, Suhrkamp, 1991. 602 S.
[PEI-1998] PEIRCE, Charles, Sanders: A Syllabus of Certain Topics of Logic. Nomenclature and Division of Triadic Relation, as Far as The Are Determined. In: Nathan Houser (Ed.): The Essential Peirce.
Selected Philosophical Writings. Volume 2 (1893-1913). Blomington, Indianapolis, Indiana
University Press, 1998. S. 289-299.
[REE-1972] REED, Stephen, K.: Pattern Recognition and Categorization. In: Cognitive Psychology. New
York, London, Academic Press, 1972/3. S. 382-407.
[RIE-2000] RIEDL, Andreas: Virtuelle Globen in der Geovisualisierung. Untersuchungen zum Einsatz von
Multimediatechniken in der Geokommunikation (mit einem Nachwort „Globenforschung in
Österreich“ von I. KRETSCHMER). In: Wiener Schriften zur Geographie und Kartographie,
Band 13. Wien, 2000, 158 S.
[ROB-1995] ROBINSON, Arthur, H., MORRISON, Joel, L., MUERECKE, Phillip, C., KIMERLING, A.,
Jon, GUPTILL, Stephan, C.: Elements of cartography. 6.Auflage. New York, Wiley, 1995.674 S.
[ROS-1978] ROSCH, Eleonor: Principles of Categorization. In: LLOYD, Barbara, B., ROSCH, Eleonor
(Ed.): Cognition and Categorization. Hillsdale, Lawrence Erlbaum, 1978. S. 27-48.
[SCHL-1999] SCHLICHTMANN, Hansgeorg (Ed.): Map semiotics around the world. Regina, ICA/University
of Regina, 1999. 180 S.
[SCH-1996] SCHWARZ, Monika: Einführung in die Kognitive Linguistik. 2. Auflage. Tübingen, Basel,
Francke, 1996. 238 S.
[TAY-2003] TAYLOR, D. R. Fraser: The Concept of Cybercartography. In: PETERSON, Michael (Ed.):
Maps and the Internet. Amsterdam, Elsevier, 2003. S. 405-420.
[VOL-2002] VOLLI, Ugo: Semiotik. Eine Einführung in ihre Grundbegriffe. Übersetzt von Uwe Petersen.
Tübingen, Basel, Francke, 2002. 431 S.
[WOL-2002] WOLODTSCHENKO, Alexander: Kartosemiotik in Europa. In: SCHLICHTMANN, Hansgeorg,
WOLODTSCHENKO Alexander (Ed.): Diskussionsbeiträge zur Kartosemiotik und zur Theorie
der Kartographie (Internationales Korrespondenz-Seminar), Band 5. Dresden, Selbstverlag der
Technischen Universität Dresden, 2002. 80 S.
28
29
Некоторые историко-географические аспекты острова Змеиный
О.Марченко
(Украина, Киев, «Укрморкартография»)
Остров Змеиный – эта крохотная точка на карте Украины, и, по сути, является
небольшим каменистым образованием, которое расположено напротив устья Дуная на
границе с Румынией. А если точнее, то лежит остров в северо-западной части Черного
моря на расстоянии около 37 км от устья реки Дунай и в 148 км от Одессы (в
координатах – 45°15’18” северной широты и 30°19’15” восточной долготы от
Гринвича). Сегодня его площадь составляет порядка 17 тыс. кв. м. Высота над уровнем
моря – 41,3 м, наибольшие длина – 615 м, ширина – 560 м.
Остров Змеиный – единственное тектоническое поднятие на довольно большом
(64 000 км2) северо-западном шельфе Черного моря. Удален от украинского берега на
35 км, а от румынского – более чем на 1 км. В его характеристике нет ничего
привлекательного. Берега этого небольшого острова, в особенности западный и южный,
скалистые и обрывистые, жалкий травяной покров, питьевая вода отсутствует. Остров
оторочен грядой подводных камней, которые лежат на мелях с глубинами менее 20 м и
шириной до 741 м. Глубина в средней части прохода между материковым берегом и
островом Змеиный достигает 27,5 м.
Климат в районе острова умеренный. Средняя температура зимой колеблется от
0 до +2°С, летом – от +19 до +24°С; весной и осенью колебания температуры,
соответственно, составляют +9+17°С и +10+20°С. Абсолютный максимум температуры
– +40°С, абсолютный минимум – -30˚С. Среднее число дней с морозами на протяжении
года достигает почти 100. Туманы наблюдаются в основном в холодный период года.
Число таких дней составляет около 36. Среднемесячная облачность – 3-5 баллов – в
основном наблюдается с мая по сентябрь и 6-8 баллов – с октября по апрель.
Среднегодовой объем осадков – около 200 мм. Превосходящими направлениями
волнений есть западное (17,41 %) и юго-восточное (15,98 %). Ледовые явления не носят
постоянного характера. Только в наиболее суровые зимы могут получаться ледовые
поля и торосы. При этом толщина льда может достигать 50 см.
Если заглянуть в последнюю ледниковую эпоху, то никакого острова на этом
месте не было. Была лишь немалая возвышенность, которая поднималась над
окружающей тундрой на 30-35 метров. Береговая линия проходила тогда в северо-
западный части Черного моря, приблизительно по прямой, которая соединяет города
Евпаторию и Констанцу, а в районе Керченского полуострова – приблизительно по
линии, которая идет от города Алушта к городу Анапа. Азовского моря тогда еще не
было. Русло реки Дон (в которую впадали Кубань и прочие реки нынешнего бассейна
Азовского моря) пролегало по территории настоящего Керченского полуострова.
Современный вид Черноморский бассейн окончательно приобрел около трех тысяч лет
тому назад, когда на фоне общего потепления климата состоялось повышение уровня
Мирового океана, и как следствие и Черного моря. По письменным источникам IV-
III в. до н.э. описываемый нами остров достигал в периметре 20 стадий (стадия – 3,2 км)
и имел площадь более 50 гектаров. Тогда его покрывали сплошные леса.
Даже сегодня, при первом визуальном знакомстве, остров поражает
неординарностью своего внешнего вида: при приближении судна, посреди открытого
моря постепенно возникает громадина огромной отвесной скалы, которая словно бы
поднятая неизвестной фантастической силой из морских глубин.
Удивительно, что в наиболее мелкой части северо-западной части Черного моря,
где лежат песчаные берега от «золотых» пляжей Болгарии, Констанцы в Румынии,
Приморского и Каролино-Бугаза в Украине и «устроился» этот остров. И может не зря с
ним связано столько легенд...
30
Из старинных источников известно, что военный мореплаватель и консул Квинт
Элий Флавий Ариан (ІІ в. до н.э.) составил первую из древнейших лоций Черного моря
– “Перикл Понта Эвксинского”, в которой он записал: “... почти против устья Истра
(Дуная), если плыть прямо в море с ветром апарктием, лежит остров, который одни
называют островом Ахилла, другие – Бегом Ахилла, и третьи – из-за цвета – Левке
(Белый). Есть легенда, что его подняла со дна моря Фетида (дочка Зевса, морская
богиня) для сына своего (Ахилла) и что на нем живет Ахилл...”
Слово “перикл” в переводе с древнегреческой обозначает “плавание вокруг”.
Понтом, как известно, греки называли Черное море. Но сначала прибавляли к этому
названию эпитет “Аксинский”, то есть “Негостеприимное море”, из-за частых штормов
и нападения морских разбойников. Когда же были установленные выгодные торговые
связи с окрепшими причерноморскими античными городами и Средиземноморьем,
название изменили на эпитет “Эвксинский” – “Гостеприимное море”.
С освоением Понта Эвксинского этим районом стали интересоваться античные
географы и историки, которые оставили нам ценнейшие данные о нем. Они
рассказывают не только о море и побережье, а и об островах, реках, которые впадают в
море, античных городах и поселениях, которые здесь существовали, гаванях и якорных
стоянках, упоминаются также местные племена, их быт и обычаи.
Например, вот как описывает внешние особенности острова древнеримский
автор Руфий Фест Авиан, его отвесные скалы, ущелья, огромные каменистые блоки
обрывов берегов: «... Левке, седая годами – ,…где вогнутая скала образует пещеры
обширным изгибом, где скалы разверзаются источением массами и висят
искривленными сводами…»
Существует много других свидетельств античных географов и старинных
периклов: Павсаний – 3 в. до н.э., Плиний – 4 в. до н.э., Стратон – 7 в. до н.э. и ряд
других о том, что “Ахилл живет на острове, который лежит прямо напротив Истра...
или... против устья Истра” и описание в той или другой мере самого острова. Много
источников и упоминаний прямо указывает на обще греческую популярность острова
Ахилла.
Особое место среди таких материалов занимает перикл Арриана. Родился
исследователь около 90-95 гг. в Малой Азии. Получил хорошее образование и быстро
продвинулся по служебной лестнице. В 134 году, находясь на должности правителя
одной из провинций Римской империи, на южном побережье Черного моря, он
осуществил плавание от Трапезунда (современный Трабзон на территории Турции) к
Диоскуриади. Отчет об этом путешествии императору Арриан составил в виде перикла.
Особое внимание в этом отчете автор посвятил острову Левке (то есть Белому). Этот
небольшой островок, который потерялся в открытом море, был широко известен в среде
тогдашних мореплавателей.
Красоту острова воспевали такие виднейшие поэты античности, как Арктин
Милетский (І-ІІ в. до н.э.), Пиндар (IV-III в. до н.э.), трагик Еврипид (III в. до н.э.) и
многие другие. На берегах Понта Эвксинского героя (Ахилла) сделали богом-
властителем Черного моря, "Ахиллом Понтархом", а городе-государстве Ольвия в его
честь соорудили храм. Ясно, что одноименный храм был сооружен и на Змеином.
Кстати, почему остров называли Белым? На этот вопрос ответ находим у тех же
исследователей прошлого. Со дня открытия этого островка было установлено, что он
имел огромное значение для жизни птиц. Есть предположение, что именно
бесчисленность белых морских птиц, в основном семейства чайковых, и дало повод
назвать остров Левке, то есть Белый, о чем прямо сказано у Присциана (566 г. до н.э.):
«Есть один остров…называется Левкой, потому что он кормит множество
белоснежных птиц…». У Пиндра (79 г.) читаем «…Белым же остров называется по
множеству гнездящихся на нем птиц…». Арриан в своей лоции Понта Эвксинского
отмечает, что на “... Левке чайки, нырки и морские вороны... в несметном количестве”.
31
Относительно самого острова, Арриан указывал и на то, что на острове есть храм
Ахилла с его статуей работы старинных мастеров. Жителей (кроме жрецов) на острове
нет. А в храме он видел много жертвоприношений в виде чаш, перстней и драгоценных
камней, а также надписи латинским и древнегреческим языками, которые прославляют
Ахилла... По памяткам, свидетельствует автор, Ахилл приходит людям во сне. Одним –
после того, как причалят к острову, другим – еще во время плавания, когда они
оказываются неподалеку от него, – и указывает, где лучше подойти к острову и где
стать на якорь...
Расположение острова на главных торговых морских путях имело важное
значение для всего древнего мореходства на Черном море. Линейные расстояния
местонахождения острова Ахилла (относительно берегов моря) у разных старинных
авторов не всегда совпадали и, наверное, это связано с изменениями течения времени и
географической обстановки в устье Истры – накапливанием за много столетий наносов
дунайской дельты.
В средние века остров впервые упоминается в итальянской лоции “Compasso de
Navigare” (1265) под названием Filloxia (Филоксия). По данным из этого документа
размещался остров на расстоянии 30 миль от Сулинского устья. Впервые о нем
рассказал эпический поэт VIII в. до н.э. Арктин Милетский. Его поэма “Эфиопиды”
повествует о событиях Троянской войны, начиная от прибытия амазонки Пентесилеи на
помощь троянцам и заканчивается смертью Ахилла. И после этого, сообщает автор,
богиня Фетида, выхватив из костра труп погибшего сына, приносит его на остров
Белый.
А Аристотель в своем произведении “Пеплос” посвящает Ахиллу такую
эпитафию:
Над Ахиллом, чтимом
на острове Белом,
Сына богини Фетиды,
Пелееву отрасль,
Ахилла остров сей
Понта Святой
В лоне
Своем бережет…
До этого времени в научном аспекте остров более всего изучен в историческом и
археологическом плане. И это не удивительно, поскольку он в течение тысячи лет в
разные времена был религиозно-культурным центром древнегреческой цивилизации
Северного Причерноморья и всей Древней Греции.
В первом тысячелетии до н.э., когда народы Южной, Центральной и Западной
Европы находились на стадии первобытнообщинного порядка, то есть, были варварами,
в Европе Южной – на Балканском полуострове и в Малой Азии существовали большие
центры античной цивилизации. Овладев мореходством, давние греки в поисках лучших
земель достигали отдаленных районов Средиземноморья, в том числе и берегов Понта
Эвксинского (Черного моря). В новых местах греки селились большей частью в районах
устьев больших рек, которые служили им путями соединения, и разрешали проникать в
глубь материка. К середине VII в. до н.э. греческие колонии было основано в низовьях
двух больших рек Северо-Западного Причерноморья – Истра (Дуная) и Борисфена
(Днепра). Так, выходцы большого древнегреческого малоазийского города Милета
основали в устье Днепра на правом берегу Днепро-Бузкого лимана город Ольвию, а на
берегах Днестровского лимана – город Тиру, на береге южной части дельты Дуная –
город Истрию.
Благодаря старинной истории хорошо известно, что в VII-І в. до н.э., вследствие
мощной греческой колонизации, на берегах Черного моря появилось много античных
городов-колоний. На черноморском побережье Болгарии были основанные такие
32
города, как Аполония, Месембрия, Одесос; в современной Румынии — Калатия, Томе,
Истрия; в Украине — Тирас, Никоний, Ольвия, Калос, Лимен, Керкинетида, Херсонес,
Феодосия, Пантикапей; на Таманском полуострове, который ныне принадлежит России,
— Фанагория, Гермонаса, Горгипия; в Грузии — Диоскуриад и Фиасис; в Турции —
Трапезунт, Амис, Синоп, Гераклея, Византий и прочие. Черноморский регион стал
большой частью античной цивилизации І-го тысячелетия до н.э., которая в
определенной мере имела влияние на всю европейскую цивилизацию, современную
мировую культуру и науку.
Историки не имеют сомнений о том, что в то же время древние греки освоили и
небольшой каменистый остров, который лежал на пути всех греческих кораблей,
которые шли из Греции к северным берегам Понта Эвксинского. Письменные
сообщения, а также образцы керамики, которые найдены на Змеином, датируются VII в.
до н.э. и дают повод ученым включить остров в число пунктов наиболее раннего этапа
древнегреческой цивилизации Северного Причерноморья.
И еще кое-что по поводу названия острова “Белый”. В давней Греции белый цвет
считался сакральным (священным), он олицетворял собой чистоту и благородство,
счастье и благополучие, честность и добро, а также символизировал праведные души
умерших. Этими качествами владели все живые существа и предметы, выкрашенные
белой краской. Вот почему Белый остров и был назван священным островом Ахилла, а
белые морские птицы, которые поселились на нем, воспринимались древними греками
как души умерших праведников и героев. После освоения милетинами Северо-
Западного Причерноморья, развитие Ольвии, Тиры – да и других городов, на острове
Белом был окончательно утвержден культ греческого героя Ахилла. Для закрепления
веры в то, что остров Левке и есть последнее пристанище героя Троянской войны, на
нем был построен храм Ахилла. По археологическим данным это было сделано в
третьей четверти VI в. до н.э. при помощи горожан Ольвии. Выстроив храм и утвердив
над ним свой патронат, Ольвия тем самым закрепила свое господство в северной части
Черного моря.
К величайшему сожалению, храм Ахилла, простояв более 2,5 тысячелетий, был
полностью разрушен в сравнительно недалекие времена – в 30-тые года XIX века во
время строительства на острове маяка. По отдельным данным историки установили, что
сначала храм Ахилла был построен в классическом ионийском ордере, и имел
небольшие размеры: длина почти 9 м, ширина – 7 м, высота – до 7 м. Это сооружение
имело деревянную стоечно-балковую конструкцию и было облицована накладными
терракотовыми плитками. Крыша была накрыта лакированной красной черепицей.
Позднее храм был перестроен – он значительно расширился и его размеры составляли
30м х 30м х 15м, стены и колоны были выложены из привезенного белого камня –
частично известняка, частично мрамора, пол был выложен квадратными красными
мраморными частями.
Исходя из чертежа, который составил капитан М. Критский в 1823 г.,
сооружение «было строго ориентировано по сторонам света», его внутреннее
пространство разделялось поперечной стеной на две неравные части, причем западная
сторона делилась на три помещения, а восточная – на два. В северной части к
сооружению примыкало помещение для цистерн с питьевой водой.
Храм был расположен на высочайшем месте острова – 40 м над уровнем моря, и
при собственной высоте в 15 м выглядел величественной громадой над окружающим
голубым пространством моря. От храма, через перешеек острова, который омывался с
двух сторон удобными бухтами, шла дорога в нижнюю северо-восточную часть
острова, где находились хозяйственные здания и жилье. Храм был окружен священной
рощей тополей и вязов (Филострат). Обслуживал храм небольшой контингент жрецов,
среди которых был и оракул. Жрецы беспокоились о состоянии сооружений, священной
рощи и многочисленных даров, которые приносили храму его посетители. По
33
некоторым данным (Гавсиний, Конон) на острове функционировало также специальное
учреждение для исцеления страждущих, что связано с верой в магическую силу Ахилла.
Именно это и привело к распространению сведений об острове Ахилла, с его храмом, не
только среди греческих городов Причерноморья, но и по всей Древней Греции.
Слава острова Ахилла оказывала содействие утверждению мысли, что
посещение храма помогает вылечиться от тяжелых болезней и ран. Известно и то, что
даже знаменитейшие пифии-вещательницы самого уважаемого у эллинов храма бога
Аполлона в Дельфах присылали многих людей сюда на исцеление. Использовался храм
и как место ссылки. Именно на остров Левке был выслан царем Понтийского
государства Митридатом Евпатором (главным врагом Римской империи) царь
амастрийцев Лепней, который там и умер.
В V в. до н.э. остров Левке фигурирует в произведениях выдающихся поэтов и
драматургов, в частности Эврипида и Пиндра. География монет, которые найдены на
острове, охватывает практически все известные города, расположенные на берегах
Черного и Средиземного морей, то есть всю греческую ойкумену. Ежегодно в честь
Ахилла на острове устраивались празднования – Ахиллеи, – которые носили также
военно-спортивный характер. Греческий писатель Филострат сообщал «…причалившие
к острову утверждают, что слышали и конский топот, и звук оружия, и вопли, какие
поднимают на войне…», Максим Тирский сообщает о том, что «... посетители острова
видели там Ахилла – юного мужа с белокурыми волосами, прыгающего в доспехах, а
доспехи, говорят они, золотые…».
Кроме сакральных функций, остров Левке имел важное значение для античного
судоходства. Этому оказывал содействие ряд естественных факторов северо-западного
района Черного моря: роза ветров – преимущественно северные и северо-восточные
ветра, прибрежные южные течения, мели в устьях Дуная – в таких сложных
навигационных условиях одиночный клочок суши с удобными бухтами воспринимался
античными мореплавателями, в особенности в сложную погоду, как дар богов.
В двух бухтах острова – южной и северной – корабли укрывались от непогоды (о
чем свидетельствуют многочисленные находки здесь античных якорей и их
составляющих). При этом, как отмечает Филострат: «... Если кто пристанет к северной
или южной стороне острова и начнет подниматься ветер, неблагоприятный для
стоянок, то Ахилл извещает об этом в кормы и приказывает укрыться от ветра,
переменив место стоянки».
Некоторые данные указывают и на то, что под опекой Ахилла находились и
античные понтийские маяки. Сам храм Ахилла на Белом острове, который поднимался
над окружающим морским пространством, служил отличным морским ориентиром и
маяком. Второй ближайший маяк, по сообщениям древнегреческого географа Страбона,
высился возле устья Тираса (Днестра) и был назван в честь сына Ахилла
Неоптолемовым (или башня Неоптолема).
После распада Римской империи, гибели античной цивилизации и
распространения новой мировой религии – христианства – остров Левке утратил свое
сакральное значение. Закончился античный период его истории.
В начале средних веков остров становится одним из ключевых пунктов
знаменитого пути «из варяг в греки». Об этом свидетельствуют найденные здесь
византийские монеты V-XII в., остатки керамики ІХ-ХІІ веков. Расположенный на
магистральных торговых путях, остров активно использовался венецианскими и
генуэзскими мореплавателями. Он указан в итальянских лоциях ХІІІ в. под названием
Filoxia, в XIV веке – под названием Fidonixi. В XV веке здесь появляются моряки
Османской империи, которые называли остров Илан-Ада (остров змей).
В своей работе, описывая Украину, Гийом Левассер де Боплан упоминает о.
Змеиный: “Въ двухъ миляхъ отъ устья Дуная находится низменный островъ около 2
34
мыль въ окружности, также съ пресной водой; онъ называется турками Илланда, что
значитъ Змеиный островъ.”
Испытал остров и грохот морских битв – в районе острова найден под водой
железные пушечные ядра, затонувшие корабли. Известно, что 3 (16) июля 1788 года,
недалеко от острова Фидониси (Змеиный) состоялась российско-турецкая морская
битва, которую выиграла русская эскадра под командованием адмирала Ф.Ф. Ушакова.
После российско-турецкой войны 1787-91 гг., которая завершилась Ясским
мирным соглашением 1792 г., остров отходит к России. Появляются его первые
описания, которые были составлены русской гидрографической экспедицией в 1801 г.
во главе с лейтенантом И. Будищевым. В 1823 г. капитан-лейтенант М.Д. Крицкий
делает гидрографическое описание острова и составляет его схему. В конце 30-х годов
ХVІІІ в. нидерландский консул в г. Одессе Тетбуде-Мирани предложил построить на
острове маяк, проект которого был одобрен командующим Черноморского флота
адмиралом М.П. Лазаревым. Строительство маяка началось в 1837 году, а закончилось в
1843 г. Остров принадлежал России до 1856 г. По окончании Крымской войны 1853-56
гг., после подписания Парижского мира, остров отходит к Румынии, которая владеет им
до 1944 г.
Бывали на Змеином и запорожские казаки. В середине ХІХ века во время
раскопок русскими археологами в центре острова был выявлен склеп на глубине 2,1 м.
В нем найден истлевший скелет в железной кольчуге, а рядом – казацкое оружие.
Погребение датируется временами казацких походов, то есть XVII-XVIII в. На
надгробном камне выгравирована надпись: “Григорий Попович Зинковский. Кто будет
на сем месте, попомните бога за меня грешного...”
Было много попыток исследовать о.Змеиный. Но из-за ряда субъективных и
объективных причин сделать это в более или менее завершенном виде не удавалось.
Только после 1812 г., когда по Бухарестскому соглашению с Турцией к России отошла
Бесарабия, а граница между государствами пролегла по общим для них рек Прут и
Килийском устью Дуная, стало возможно осуществить много из того, что
планировалось.
В 1823 г. на острове Змеиный побывал русский военный инженер
М.Д. Критский. В северо-западной части острова, на возвышении, его взгляду
открылись руины античного храма. Сохранившееся крепкий фундамент из больших
блоков белого известняка и даже остатки стен. Вокруг все было буквально устлано
мраморными карнизами, капителями, обломками колонн. Критский составил план
острова и указал на нем местоположение руин храма. Этот план в 1826 г. был уточнен и
опубликован Э.Э. Келером в большой статье, посвященной острову Ахилла.
Вскоре на острове был установленный карантинный пост и карантинная служба,
и чиновники, которые на нем служили, занимались любительскими раскопками.
Результаты этих раскопок были впечатляющими. В земле находили мраморные плиты с
надписями, посвященными Ахиллу, большое количество разнообразных монет,
перстней и прочие вещи. Эти находки со всей очевидностью подтверждали
свидетельства античных историков.
Именно в этот период на острове были проведены геодезические работы и в
1837 г. начато строительство маяка, причем, прямо на месте бывшего храма Ахилла.
Его фундамент, мраморные плиты, стены – все было разобрано и использовано как
строительный материал.
Первая научная экспедиция под руководством известного одесского археолога
М.М. Мурзакевича, которая прибыла в 1841 г. на судне “Цецилия”, увидела на острове
страшное зрелище: «…груды камня (известняка и мрамора), сложенные в кубические
сажени. И это все были остатки храма Ахиллова…». Н.Н. Мурзакевич писал, что храм
не дождался ученых – строительство маяка поглотило бывший храм: «…этот
35
вандализм был совершен с таким усердием, что от Ахиллова храма не осталось, как
говорится, камня на камне…»
Эта комплексная экспедиция, в состав которой вошли, кроме М.М. Мурзакевича,
профессор естественных наук А.Д. Нордман, художник К. Бассоли, энтузиаст-
исследователь П.В. Соловьев, капитан В. Тихонов и прочие, проработала на острове
несколько дней. За это время был составлен топографический план острова, тщательно
обследованное место, где когда-то высился величественный храм, найдены множество
монет, перстней, наконечники стрел, свинцовый якорь, обломки амфор и чернолаковых
сосудов. И уже после того, как в 1839 г. с сентября месяца стал работать маяк
(окончательно построенный в 1843 г.), его обслуживающему персоналу была
поставлена задача продолжать раскопки и поиск всего того, что еще осталось на острове
и вокруг него. Работники тоже находили немало археологических деталей храма, копья,
боевые топоры, браслеты, гребешки, игральные кости и т. д. Часть найденного
передавалась Одесскому музею истории и древности (ныне – археологический музей).
Вообще же, с того времени, особенно в ХІХ столетии, на острове еще много
было найдено исторически ценных вещей. К сожалению, большинство этих
археологических находок утеряно или известно специалистам лишь по описаниям;
некоторая часть находится в музеях Одессы, Москвы, Санкт-Петербурга, а часть – в
музеях Румынии.
В 20-40-е года минувшего столетия остров, как и вся Бессарабия, находился в
зоне румынской оккупации и имел название Шерпилор. Известно также, что в начале
40-ых (1943 г.), владея всей дельтой Дуная, румынская власть сделала попытку
уменьшить заносимость устья Сулинского судоходного канала со стороны соседнего
Старостамбульского рукава Дуная. Для этого в Старостамбульском устье былa
отсыпанa каменнaя дамбa. Из сообщений вилковских рыбаков-старожилов, камень для
этой дамбы доставлялся также и с острова Шерпилор (Змеиного).
На острове установлен памятник 25 матросам, которые погибли в 1915 г., их
фамилии и обстоятельства гибели – неизвестны. Также на острове есть памятные знаки
в честь матросов Черноморского флота, погибших 17 июля 1917 г. на миноносце
“Лейтенант Зацареный”, который подорвался на мине.
В августе 1944 г. на Змеиный высадились советские моряки. Румынские войска,
которые находились на острове, сопротивления не оказали и капитулировали без боя.
На остров был назначен советский комендант, но до конца 1946 г. на нем оставались и
румынские солдаты. В конце 1946 г. остров полностью перешел в состав СССР. Через
важное стратегическое расположение остров был превращен в советский военный
объект высокой степени секретности. Кроме служб военных моряков и пограничников
на Змеином располагались части войск противовоздушной обороны, которые несли
боевое дежурство. Гражданские лица – рыбаки, научные сотрудники на остров имели
доступ эпизодический и очень редко. Тем не менее, в 1964 г. на острове Змеиный
проводились исследования под руководством Н.В. Пятышевой. Они дали много новой
информации об острове, которая в дальнейшие годы дополнялась результатами новых
исследований и экспедиций.
Литература:
Агбунов М.В. Античная лоция черного моря. - М.: Наука, 1987.
Багров Лео. История картографии/ Пер. с англ. Н.И.Лисовой. - М.: ЗАО Центрполиграф,
2004.
Багров Л. С. Средневековый портулан, хранящийся в Архиве Главного
Гидрографического Управления. СПб., Записки по гидрографии, вып.XXXVII, 1913,ч. I.
36
Борисовская Н.А. Старинные гравированные карты и планы.- М.: Галактика. 1992.
Брун Ф. Черноморье. Сборник, ч.1. Одесса, 1879
Воеводский Л.Ф. О происхождении названия Черного моря // Труды VI археол. съезда в
Одессе (1884).- Одесса, 1888.- Т.2.
Вавричин М., Дашкевич Я., Кришталович У. Україна на стародавніх картах. Кінець XV
- перша половина XVIIв. - К.: ДНВП “Картографія”, 2004 с.
Височенко С., Ровенчак І. 1994. Українське Причорномор’я на географічних картах XVI
століття / Одесі - 200. Матеріали Міжнародної науково-теоретичної конференції, Ч. 2.
Гордеев А.Ю. Картографування Чорного та Азовського морів з найдавніших часів до
кінця століття // Геоморфологія в Україні: новітні напрямки і завдання. Київ, 1999.
Галкин Г.А. Родословная названий южных морей СССР // Изв. ВГО.- 1991.- Т.123.-№2.
Геродот. Геродота Турійця з Галікарнасса “Історій” книг дев’ять, що їх називають
музами // Пер. А.О. Білецького.- К.: Наукова думка, 1993.
Дашкевич Я. Р. Територія України на картах XIII-XVIII в.// Історичні дослідження:
Вітчизняна історія. - Київ, 1981. - Вип.7.
Дашкевич Я. Східне Поділля на картах XV в. // Географічний фактор в історичному
процесі. - Київ., 1990.
Джурова А., Димитров Б. Славянски ръкописи, документи и карти за българската
история от Ватиканска библиотека и секретния архив на Ватикана (IX-XVII вв.). София,
1978
Димитров Б. България в средновековата морска картография XIV-XVII вв. София, 1984
Есаков В.А. Очерки истории гографии в России.- М.: Эдиториал УРСС, 1999.
Ключевский В.О. Сказания иностранцев о Московском государстве.- М.: Изд-во
“Прометей” МГПИ, 1991.
Коновалова И.Г. Восточная Европа в сочинениях ал-Идриси - М.: “Вост.лит. “ РАН,
1999.
Колгушкин В. В. Описание старинных атласов, карт и планов XVI-XVIII вв. Л., 1956.
Kopдт В.А. Материалы по истории русской картографии. Сер.1. Вып.1. Киев, 1899.
Кордт В. Материалы по истории русской картографии. - К., 1910. - Вып. ІІ. Карты всей
России и Западных ее областей до конца XVII в.
Кордт В. Материалы по истории русской картографии. - Киев, 1899. - Вып.1. Карты
всей России и южных ее областей до половины XVII века.
Кравців Б., Картографія. Карти України до пол. 18 в.// Енциклопедія українознавства.
Словникова частина. - Мюнхен: Молоде життя, 1959; репр.: Львів, 1994. - Т.3.
Латышев В.В. Известия древних писателей греческих и латинских о Скифии и Кавказе.-
СПб.: АН.- Т.1: Греческие писатели. Вып.1, 1893; Вып.2, 1896.
Латышев В.В. Известия древних писателей греческих и латинских о Скифии и Кавказе.-
СПб.: АН.- Т.2: Латинские писатели. Вып.2, 1906.
Лебедев Д.М. География в России петровского времени. М., Л.: Изд-во АН СССР, 1950.
Лебедев Н.К., Завоевание Земли. Великие географические открытия от Одиссея до
Лаперуза, М., Центрполиграф, 2002.
“Описание старинных атласов, карт и планов XVI, XVII, XVIII веков и половины XIX
века, хранящихся в архиве центрального картографического производства ВМФ”.
Упр.Нач.ГС ВМФ, картфабрика ВМФ, 1958
Подосинов А.В. Восточная Европа в римской картографической традиции. Тексты,
перевод, комментарий. - М., Индрик, 2002.
Постников А.В. Карты земель российских: очерк истории географического изучения и
картографирования нашего отечества. М. Наш дом - L’Age d’Homme. 1996.
Причерноморье в средние века/ Под ред.С.П.Карпова: Вып.5 - М., СПб.: Алетея, 2001.-
(Труды исторического факультета МГУ).
Россия XVI века. Воспоминания иностранцев / Пер. с англ. Н.Белозерской, Ю.Готье.
Пер. с нем. И.Анонимова, И.Полосина. - Смоленск: Русич, 2003.
37
Рыбаков Б.А. Русские земли по карте Идриси 1154 г. // Краткие сообщения Института
истории материальной культуры. М., 1952. Вып. XLIII.
Соболевский А.И. Русско-скифские этюды// Изв. отд. русск. языка и словесности АН.-
1923.-Т.26.
Сосса Р.І.. Історія картографування території України. Від найдавніших часів до 1920 р.
Київ, Наукова думка, 2000.
(Страбон). География Страбона: В 17 кн./ Пер. Ф.Г. Мищенка.- М.: Изд-во К.Т.
Солдатенкова, 1879.
Татищев В.Н. Избранные работы по географии России.- М.: Географгиз, 1950.
Фасмер М. Этимологический словарь русского языка.- М.: Прогресс, 1964.- Т.1.
Фрейман А.А. Названия Черного моря в домусульманской Персии // Зап. коллегии
востоковедов при Азиатском музее АН.- 1930.- Т.5.
Щекатов А. М. Словарь географический Российского государства, сочиненный в
настоящем оного виде.-М.: Университетская типография, 1809.
Этимологический словарь славянских языков.- М.: Наука, 1977.
Zusammenfassung
Im Artikel werden historisch-geographische Aspekte der Insel Zmeinyj betrachtet, welche sich
im nord-westlichen Teil des Schwarzen Meeres befindet. Sie ist eine einzige tektonische
Erhebung im nord-westlichen Schelf des Schwarzen Meeres. Heutzutage gehört die Insel zur
Ukraine.
Abstract
This article examines historico-geographical aspects of the island of Zmeinyi, located in the
north-western part of the Black Sea. It is a tectonic rise on the shelf of the Black Sea.
Currently the island belongs to Ukraine.
38
Zur Frage der Atlaskartosemiotik
Alexander Wolodtschenko (Dresden)
1.Schlüsselbegriffe und Aufgaben der Atlaskartosemiotik
Der Begriff Atlaskartosemiotik ist ein neuer Begriff für die Kartographie und
Kartosemiotik. Die Atlaskartosemiotik ist ein Teil der angewandten Kartosemiotik, welcher
sich mit Untersuchungen von analogen und elektronischen Altanten beschäftigt, mit dem Ziel
neues oder vergessenes raumbezogenes Wissen zu gewinnen.
Der Begriff Atlaskartographie ist ein Begriff, der in den 60er Jahren des vergangenen
Jahrhunderts in der Kartographie entstand. Im Lexikon der Kartographie und Geomatik /2001/
findet man folgende Defition: "Die Atlaskartographie ist ein Arbeitsfeld der Kartographie, das
sich mit Planung, Organisation, Herstellung und Laufenthaltung von Atlanten befasst".
In der deutschsprachigen Fachliteratur habe ich keine Monographie zur Atlaskartographie
gefunden. In der russischsprachigen Fachliteratur kann man mindestens zwei Publikationen
nennen: die monographische Arbeit "Atlaskartographie" von Tschurkin (1974) und ein
Lehrbuch "Atlaskartographie" von Svatkova (2002). Nach (Tschurkin 1974) ist
Atlaskartographie ein Teil der Kartographie, welcher sich mit Theorie und Praxis der
Herstellung von Atlanten beschäftigt.
Für die moderne Kartographie ist das System der Kartenherstellung-Kartennutzung eine
besondere Form der Ausprägung ihrer Identität. Hinsichtlich der Atlanten ist die Situation nicht
ganz geklärt. Aus der Position der Kartosemiotik ist der Atlas (analog oder elektonisch) ein
Schlüsselbegriff. Der Atlas ist eine Art von kartosemiotischen Modellen, der diverse
raumbezogene Informationen von realen und/oder fiktiven Objekten und Erscheinungen in
Karten-, Texten-, Tabellen-, Fotos-, Diagrammen- und anderen graphischen Formen
akkumuliert. Eine neue Definition der Atlaskartosemiotik möchte ich aus meiner neuen
Monographie /Wolodtschenko 2006/ zitieren: „Die Atlaskartosemiotik ist ein Bestandteil der
angewandten Kartosemiotik und beschäftigt sich mit Fragen der Nutzung, Analyse und
Interpretation von verschiedenen Atlanten als kartosemiotischer Modelle“.
Jeder beliebige Atlas ist ein Hauptobjekt der Atlaskartosemiotik. Es ist ihr Gegenstand
der Untersuchungen. Diese Untersuchungen kann man mit kartographischen, als auch
nichtkartographischen Traditionen realisieren. Einige Aufgaben der Atlaskartosemiotik mit
kartographischen Traditionen sind:
- die strukturell-semiotische Analyse von diversen Atlanten
- die Bildung der Lehrdisziplin als kartosemiotisch-angewandte Disziplin
- die weitere Erarbeitung der atlasbezogenen Bestandteile der kartosemiotischen Forschungs-
methode.
2. Struktur der Atlaskartosemiotik
Es lässt sich die Atlaskartosemiotik als eine neue Forschungsrichtung in der
Kartographie betrachten. Damit kann man in der Kartographie nicht nur über das System
Kartenherstellung-Kartennutzung (KH-KN System), sondern auch über ein anderes System in
der Atlaskartographie und Atlaskartosemiotik sprechen (Abb. 1). Es wird als ein System der
Atlantenherstellung und Atlantennutzung (AtH-AtN System) interpretiert. Dieses System bildet
für die Kartographie eine neue und interessante Ausprägungsform der Herstellung-Nutzung
kartosemiotischer Produkte (kartographisch-textueller Modelle).
39
Kartographie
System
KH-KN
System
Atlantenherstellung – Atlantennutzung
Andere
Systeme
…
Atlaskartographie
Atlaskartosemiotik
…
Abb. 1. Das atlasbezogene System im Kartographie-System
Die Atlaskartosemiotik kann man nach Raummerkmalen in Erde- und Planenten-
Atlaskartosemiotik unterscheiden (Tab.1). Die weitere Untergliederung nach
Klassifikationsmerkmalen in topographische, thematische und spezielle Atlaskartosemiotik
sowie nach Anwendungsmerkmalen in der nutzerorientierten Atlaskartosemiotik ist vor allem
für die erdebezogene Atlaskartosemiotik verbreitet (Tab. 2).
Atlaskartosemiotik
(Raummerkmale)
Erde-Atlaskartosemiotik
Planeten-Atlaskartosemiotik
Tab. 1 Raumbezogenes Strukturmodell der Atlaskartosemiotik
Erde-Atlaskartosemiotik
(Klassifikationsmerkmale) (Anwendungsmerkmale)
Topographische
Atlaskartosemiotik
Thematische
Atlaskartosemiotik
Spezielle
Atlaskartosemiotik
Autoatlaskartosemiotik
Militäratlaskartosemiotik
Natioanalatlaskartosemiotik
Planunungsatlaskartosemiuotik
Schulatlaskartosemiotik
…
Tab. 2 Erdebezogenes Strukturmodell der Atlaskartosemiotik
40
3. Lehrdisziplin: Neue Möglichkeiten
. Die Semiotik ist weltweit eine etablierte Wissenschaft. Doch im europäischen
Universitätssystem hat sie sich nicht überall institutionell durchsetzen können. An der
Technischen Universität Dresden ist die Semiotik eine junge Wissenschaft, wo die semiotische
Lehre und Forschung besonders in den Sprach-, Literatur- und Kulturwissenschaften zu Hause
sind. Jedoch ist eine interdisziplinäre bzw. komplexe Lehre und Forschung für Semiotik an
einer großen Technischen Universität noch nicht alltäglich.
Hinsichtlich der Kartosemiotik als Lehrdisziplin lässt sich feststellen, dass offenbar die
Kartosemiotiker die Forschungsaufgaben attraktiver als die Ausbildungsaufgaben betrachten.
Die Kartosemiotik mit ihrer über vierzigjährigen Geschichte beendet auch die 90er Jahre ohne
Publikation eines Lehrbuches. Weltweit gibt es bis jetzt kein Lehrbuch zur Kartosemiotik, doch
aber eine Reihe von lehrbezogene bzw. methodischen Büchern /Schlichtmann 1999, Hussy
1998, Wolodtschenko 2002, 2003 usw./. In der universitären Kartographie-Ausbildung haben
kartosemiotische Aspekte der Informationssysteme, der Modellgestaltung und -nutzung noch
begrenzte Anwendung. Es ist angenehm festzustellen, dass die jüngsten kartographischen
Lehrbücher von Berlyant (2001) und Hake/Grünreich/ Meng (2002) eigene Abschnitte bzw.
Subkapitel für Kartosemiotik beinhalten.
3.1. Lehrkurs "Einführung in die Kartosemitik"
Unter wenigen neuen Disziplinen im Institut für Kartographie der Technischen
Universität Dresden wird seit dem Sommersemester 2000 eine Lehrveranstaltung "Einführung
in die Kartosemiotik" mit 7 DS für Kartographie-Studenten (Dipl.-Ing.) gelesen aber leider
nur fakultativ. Der Dresdner Kurs der Kartosemiotik schloss damals folgende Themen ein:
1. Semiotik, Kartographie, Kartosemiotik
2. Kartosemiotik - eine neue kartographische Disziplin
3. Struktur und Teilgebiete der Kartosemiotik
4. Erscheinungsformen der Kartosemiotik
5. Kartosemiotische Forschungsmethode
6. Kartographie und Paläokartosemiotik
7. Kartensprache und Kommunikation.
Dabei wurde die kartosemiotische Ausbildung 1998-2006 im Wettbewerb zwischen der Neuen
Kartosemiotik (Lehrveranstaltung "Einführung in die Kartosemiotik") und der konservativen
Kartosemiotik als kartographische Zeichentheorie (im Rahmen der Lehrveranstaltung
"Theoretische Kartographie") angesiedellt.
Ab 2008 beginnt das Institut für Kartographie eine Ausbildung von Bachelor Studenten,
leider ohne Lehrstunden für die Neue Kartosemiotik. Hinsichtlich der Kartosemiotik als
Lehrdisziplin im Institut für Kartographie lässt sich feststellen, sie keine Zukunft hat und das
Institut seine Chancen wieder nicht genutzt hate. Leider erkennen nicht alle die neuen
kartosemiotischen Horizonte und ihre Potenziale im Hochschulwesen.
Die Herausbildung der Neuen Kartosemiotik hat gute Voraussetzungen für die
Akkumulation kartosemiotischen Wissens geschaffen. Diese Akkumulation und Realisierung
läuft aktiv in Kyiv/Schevtschenko Universität, Ukraine/, in Barnaul/Altai Universität, Rußland/
und in Vilnius Universität/Litauen/. Man könnte sich vorstellen, dass irgendwo in Europa
(nicht unbedingt in Deutschland) die Bildung eines Lehrstuhls für Kartosemiotik oder eines
kartosemiotischen Zentrums in den nächsten zehn-fünfzehn Jahren Realität wird.
41
3.2. Neuer Kurs "Atlaskartosemiotik"
Im Sommersemester 2007 wird im Rahmen der Lehrveranstaltung "Einführung in die
Kartosemiotik" für die Kartographie-Studenten ein neuer Kurs "Atlaskartosemiotik" getestet.
Der Kurs wird mit 7 Doppelstunden (3 DS für Vorlesungen und 4 DS für Seminare und
Übungen) geplant (Tab. 3).
1 Einführung (Begriffe, Definitionen, Aufgaben)
2 Atlas als kartosemiotisches Modell (Struktur, Modularität, Kompelexität)
3 Methodik der Untersuchung von Atlanten
4 Kartosemiotische Analyse von einzelnen Atlanten
5 Kartenmodul, Strukturanalyse von einzelnen Atlanten
6 Informationssemiotische Bewertung von Atlanten
7 Abschluss-Seminar (Präsentation von Belegen)
Tab. 3 Hauptthemen des Kurses "Atlaskartosemiotik"
Es ist möglich, eine ähnliche Lehrveranstaltung mit 15 DS durchzuführen. Eine Liste
mit vorgeschlagenen Vorlesungen für den Lehrkurs "Atlaskartosemiotik" enthält die Tab. 4 Die
Vorlesungen 4,5 und 6 kann man auch für das Thema "Thematische Atlaskartosemiotik"mit
diversen thematischen Subthemen anwenden. Eine Liste mit vorgeschlagenen praktischen
Arbeiten ist in Tab. 5 zu sehen.
1 Einführung (Begriffe, Definitionen, Aufgaben)
2 Systen der "Atlantenherstellung- Atlantennutzung"
3 Atlas als kartosemiotisches Modell (Struktur, Modularität, Kompelexität)
4 Thematische Atlaskartosemiotik
5 Topographische Atlaskartosemiotik
6 Spezielle Atlaskartosemiotik
7 Methodik der Untersuchung von Atlanten
8 Abschluss-Seminar (Präsentation von Belegen)
Tab. 4 Liste von 8 Vorlesungen für die "Atlaskartosemiotik"
Basisthemen
1 Kartosemiotische Analyse von einzelnen Atlanten
2 Kartosemiotische Analyse von mehreren Atlanten (Atlantenserie)
3 Kartenmodul, Strukturanalyse von einzelnen Atlanten
4 Kartenmodul, Vergleichsanalyse von mehreren Atlanten (Atlantenserie)
Zusätzliche Themen
5 Vergleichsanalyse von anderen Modulen eines Atlas
6 Vergleichsanalyse von anderen Modulen von mehreren Atlanten (Atlantenserie)
7 Informationssemiotische Bewertung von Atlanten
Tab. 5 Liste von praktischen Aufgaben bzw. Belegen
42
3.3. Neuer Kurs "Ökologische Atlaskartosemiotik"
Basierend auf dem Kurs "Atlaskartosemiotik" wird ein ähnlicher Kurs "Ökologische
Atlaskartosemiotik" für das Studienjahr 2008 für Geographie-Studenten der Altai Universität
/Russland/ geplant. Er wird auch ein System der ökologischen Atlantenherstellung und
Atlantennutzung betrachtet und interpretiert. Für die Kartographie bildet dieses System eine
neue und interessante Ausprägungsform der ökologischen Atlaskartographie und
Atlaskartosemiotik.
4. Kartosemiotische Forschungsmethode
Die Kartosemiotik erarbeitet eine neue Methodik der Untersuchung der
kartographischen und kartenverwandten Zeichensysteme (auf Struktur- und Funktionsebene),
die es ermöglicht den Nutzer von diversen kartosemiotischen Modellen (Abb. 2) neues Wissen
zu gewinnen. Hinsichtlich kartographisch-textueller Modelle (sie wurden bis jetzt meistens als
wissenschaftliche Publikationen bzw. Dokumente betrachtet), kann man sie aus der Sicht
kartographischer und nichtkartographischer Disziplinen als semiotische Informations-, Kultur-,
Geschichts- usw. Modelle untersuchen d.h. analysieren, strukturieren, systematisieren und
manifestieren.
Die drei Hauptarten von kartosemiotischen Modellen (kartographische, kartenähnliche
und kartographisch-textuelle Modelle) als Zeichensysteme in analoger (meistens gedruckter)
und elektronischer (virtueller) Form bilden eine Gegenstandsbasis für die Untersuchungen
(Forschungen) in der Kartosemiotik.
KARTOSEMIOTISCHE MODELLE
(konventionelle und elektronische)
kartographische kartenverwandte kartographisch-textuelle
Abb. 2 Hauptarten von kartosemiotischen Modellen /Wolodtschenko 2002/
Die kartosemiotische Untersuchungsmethodik unterscheidet sich grunsätzlich von der
kartographischen Untersuchungsmethodik (basiert grundsätzlich nur auf der Kartennutzung),
welche von Berliant /1988/ in den 70er und 80er Jahren deklariert und propagiert wurde. Sie ist
nicht ideologisiert, begrenzt sich nicht nur auf die Karten, bildet keine Prioritäten für
Kartographen gegenüber Nichtkartographen, bleibt offen für die kartographischen und
nichtkartographischen Traditionen. Durch die kartosemiotische Forschungsmethodik vereinigt
die Kartosemiotik alle Forscher und Nutzer mit kartographischen und nichtkartographischen
Traditionen (Abb. 3) der kartosemiotischen Modelle und gibt gleiche Rechte für die Gewinnung
und Vermittlung neuen Wissens oder die Revitalisierung vergessener Informationen von diesen
Modellen.
Kartosemiotische Forschung
mit kartographischen Traditionen außerkartographischen Traditionen
theoretische angewandte theoretische angewandte
Abb. 3 Bereiche der kartosemiotischen Forschung
43
4.1. Semiotische Atlantenanalyse
Die Methode der semiotischen Atlantenauswertung (vor allem die quantitative Analyse)
hat bei Kartographen bis vor kurzem kein besonderes Interesse und Aufmerksamkeit erregt. Bis
jetzt standen im Fokus der kartosemiotischen Untersuchungen Kartenzeichen und Karten.
Gerade mit Hilfe von Atlanten, ihren Strukturbesonderheiten von modulen- und
themenbezogenen Informationseinheiten wurden novative Wege der Kartosemiotik
eingeschlagen.
Diese Methode der Untersuchung schließt eine informationssemiotische Modulbildung
hinsichtlich eines Atlas, von mehreren Atlanten, einer Sammlung von Atlanten usw. ein.
Seinerseits wird jeder beliebiger Atlas nach semiotischen Modulen und Themen weiter
untersucht. Nach Themenanzahl in einem Atlas kann man monothematische, halb- und
komplexe Inhalte unterscheiden. Die Modulzahl charakteresiert die semiotisch-mediale
Vielfältigkeit oder Monotonie eines Atlas. In jedem beliebigem Atlas kann man von 3 bis 15
semiotische Module wählen. Dabei ist jede Atlasseite als ein semiotischer Informationsträger zu
betrachten. Die semiotischen Informationsmodule werden seitenweise analysiert und danach in
Prozenten umgerechnet. Jedes Modul lässt sich dabei aus syntaktischer, semantischer,
sigmatischer bzw. pragmatischer Sicht weiter untersuchen.
4.2. Informationssemiotisches Potential von Atlanten und Präsentationsformen
Die neuen Aspekte hinsichtlich des semiotischen Atlantenpotentials haben
perspektivische und praktisch-orientierte Aufgaben im Rahmen der neuen Disziplin
Atlaskartosemiotik (Wolodtschenko 2006). In der Monographie /(Wolodtschenko 2006/
werden diverse Präsentationsformen der semiotischen Potentiale von Atlanten beschrieben. Als
einige ausgewählte Beispiele kann man faktologische und Bewertungstabellen, Modul-Thema-
Matrizen bzw. Tabellen usw. nennen. Das semiotische "Orbit"-Modell (Abb. 4) wurde für die
bessere Wahrnehmung der "Orbit-Architektur" von Atlanten vorgeschlagen. Dabei kann man
das "Orbit-Modell" mit einer Formel des semiotischen Potentials(Sp) von der Thema-Modul
(T+M)-Kombination ergänzen.
Sр = T+M
Abb. 4 Semiotischer "Orbit" eines Atlas (Wolodtschenko 2006)
T
M
44
Semiotisches Potential
(100 %)
Semiotisches Potential
(100 %)
Orbit-Schema
Sp = 8T+11M
Karten Andere
Module
42%
58%
Karten
(42%)
Andere Module
(58%)
Abb.5 Semiotische Charakteristika des Band 1 des Nationalatlas Bundesrepublik Deutschland
/Wolodtschenko 2006/
Ein weiteres Beispiel der semiotischen Potentialrepräsentation in tabellarischer, skalen- und
orbitbezogener Form z.B. für den Band 1 des Nationalatlas Bundesrepublik Deutschland lässt
sich in Abb. 5 darstellen.
5. Zusammenfassung
Im Rahmen dieses Artikels wurden nur einige neue Untersuchungsaspekte der
Atlaskartosemiotik betrachtet und diskutiert. Unter semiotischem Winkel erhalten
diesbezügliche Untersuchungen neue methodische Ansätze. Sie sind mit neuen Richtungen der
angewandten Kartosemiotik verbunden.
Die Kartosemiotik war eine lange Zeit nur auf die Zeichentheorie in der Forschung und
Lehre orientiert. Eine solche Konzeption mit konservativen Erscheinungsformen führte zur
Stagnation. Die Neue Kartosemiotik mit klaren angewandten Richtlinien bringt neue Ideen und
Aktivitäten hervor. Für die Atlaskartosemioitik wie auch für Kartosemiotik und Semiotik
spielen Traditionen in Lehre und Forschung eine besondere Rolle. Ohne Traditionen gibt es
keine wissenschaftlichen Schulen.
6. Literatur
Berlyant, A.M.: Kartograficheski metod issledovanii. Moskva 1988.
Berlyant, A.M.: Kartografia. (Lehrbuch). Moskva 2001.
Denk, W. Atlaskartographie. In: Lexikon der Kartographie und Geomatik. Heidelberg/Berlin
2001, S.42.
Hake, G.; Grünreich, D., Meng, L.: Kartographie. (Lehrbuch). Berlin 2002.
Hussy, C.: La Carte, un Modèle, un Langage. Genève 1998.
Schlichtmann, H.: Map semiotics around the world. ICA (Regina) 1999.
Svatkova, T.G.: Atlasnaia kartografia. Moskva 2002.
Tschurkin, V.G.: Atlasnaia kartografia. Leningrad 1974.
Wolodtschenko, A.: Kartosemiotik in Europa. In: Diskussionsbeitraege zur Kartosemiotik und
zur Theorie der Kartographie. (Hrsg. H.Schlichtmann und A.Wolodtschenko). H.5. Dresden
2002.
Wolodtschenko, A.: Ausgewählte Beiträge zur Kartosemiotik und zur Theorie der Kartographie
(1993-2003). Dresden 2003.
Wolodtschenko, A.: Atlasnaia kartosemiotika. Dresden 2006.
T
M
45
Abstract
The concept of atlas cartosemiotics is a new one in cartography and cartosemiotics. In this
article, the following points are considered: atlas cartosemiotics as a new teaching subject
within the framework of applied cartosemiotics, its place in the system “atlas production – atlas
use”, its structure, and a new methodology of analyzing atlases (concerned, among other things,
with their informational load and their semiotic potential).
Резюме
Понятие "Атласная картосемиотика" – новое понятие в картографии и
картосемиотике. В данной статье коротко рассматривается атласная картосемиотика
как новая учебная дисциплина в рамках прикладной картосемиотики, ее место в
системе "создание атласов – использование атласов", ее структура и новый
методический подход для анализа атласов, их информационной нагрузки и
семиотического потенциала.
46
Kartosemiotische Vorlesungen an der Universität Vilnius
Alexander Wolodtschenko (Dresden)
Foto: Triangulationspunkt „Meskonys“ (November 2006)
